Райские птички

Я думала о том, что было посреди подвала.

То, что Лукьян втолкнул в этот дом.

Я сидела здесь, чтобы уловить хоть какое-то подобие смысла.

Смотрела, как он вошел и остановился на другом конце комнаты. Я не двигалась. Не говорила. И он тоже.

Мы уставились друг на друга. Точнее, я впилась в него взглядом, а он смотрел на меня с невозмутимым выражением лица. В кои-то веки я не ждала, пока кто-то из нас сформирует слова.

И не меня одну терзало беспокойство.

— Элизабет, — сказал он.

Он, вероятно, ожидал, что я его перебью. Может быть, взорвусь. Я тоже этого ожидала, но мой рот так и остался закрытым.

Он издал грубый выдох, который можно было бы назвать почти вздохом.

— Тебе нужно поговорить со мной.

Я приподняла бровь, скрестив руки.

— Правда, Лукьян? — вежливо спросила я. — И зачем?

Он не ответил. Я не знала, было ли это потому, что на этот раз он в растерянности, или он ошибочно считал мой вопрос риторическим.

Лукьян никогда не ошибался.

Поэтому я предположила, что он не знает, что сказать.

— Каков был твой тщательно продуманный и логичный план? — спросила я, не двигаясь и не моргая. — Я уверена, ты ожидал какие-то последствия. Ты и вдоха не делаешь, не зная точного количества секунд выдоха.

У Лукьяна задрожала челюсть.

— Так чего же ты ожидал? — потребовала я ответа. — Мою благодарность? Что я вдруг вылечусь от всего, увидев человека, который отнял у меня все, лишившись пары пальцев, и вдруг оказался в моей власти? — прошипела я. Потом рассмеялась. — Если бы все было так просто… если бы только мой мозг был таким же простым и логичным, как твой. Если бы только мои шрамы и уродство отзывались на волю, приказы и вид смерти… тогда все было бы намного проще, да?  — выплюнула я. — Итак, Лукьян, что ты хочешь, чтобы я сделала? Что будет дальше?

Он наблюдал за мной, его глаза больше не были пустыми: в них сверкало что-то похожее на беспокойство. Может быть, даже чувство вины. Но демоны не способны испытывать чувство вины. И у меня не было никаких иллюзий, что Лукьян демон. Я не могла полюбить другого.

Он в конце концов погубит меня. Даже если стану больше похожей на него. Даже если это для того, чтобы выжить в его жестоком и уродливом мире.

— Дальше смерть. Ты же знаешь, — сказал он.

— Хочешь, чтобы я смотрела, как ты его убьешь?

Он покачал головой.

— Я хочу, чтобы ты сделала это сама.

Я застыла, уставившись на него.

— Так вот что, по-твоему, здесь произойдет? Превратив меня в убийцу, я… что? Стану сильнее?

— Да, — просто ответил он. — Смерть — это единственная неизбежная, определенная вещь в человеческой жизни. Любовь. Счастье. Сила. Ни одна из этих вещей не гарантирована. Смерть – это единственное, что имеет власть над жизнью. Ты определяешь смерть. Я не позволю ей определять тебя.

— Не позволишь смерти определять меня? — повторила я. — И убийством я этого достигну? Я этого не сделаю, Лукьян. Если превратишь меня в монстра, это ничего не изменит. Я все равно останусь тем же сломанным существом. Но у меня просто будет душа немного темнее.

Лукьян шагнул вперед.

— Ты будешь либо рабыней своих страданий, либо слугой своей мести. Два варианта. Это все, что у нас есть. Это не изменится.

Я моргнула, глядя на него.

— Все изменилось.

Он сделал еще один шаг вперед, и даже посреди моей ярости, моей ненависти к нему я не могла отступить от человека, которого любила. Нельзя полюбить без ненависти.

— Ты перестанешь страдать, как жертва, и начнешь сражаться, как чудовище, — пробормотал он. Его рука коснулась моей челюсти. — Я не пытаюсь превратить тебя в монстра, звезда моя. Не пытайся проклинать свою душу, — он помолчал. — Потому что она уже проклята. И ты это знаешь. Пути назад нет. Поэтому тебе нужно идти вперед.

— И убийство — единственный путь вперед?

Он посмотрел на меня.

— Для таких людей, как мы, да.

— Я не знаю… — возразила я.

— Ты знаешь меня, — бросил он вызов, удивив меня своим мнением.

— Я знаю тебя меньше всех, — сказала я чуть громче шепота.

— Ты меньше всего знаешь себя, если думаешь, что не сможешь этого сделать, — возразил он.

Затем он на полсекунды прижался губами к моим. А потом исчез. Оставил меня созерцать смерть среди прекрасных трупов.

***

— Это не так просто… он причинил мне боль, поэтому я должна убить его? Жизнь не так устроена, — сказала я, и это мои первые слова после нескольких часов тишины.

Лукьян стоял в гостиной, глядя на печально известные французские двери. Они не беспокоили меня так сильно, как раньше. С каждым днем они беспокоили меня все меньше и меньше.

Мужчина, которого я любила больше, чем ненавидела, не сразу повернулся на мой голос, просто продолжал смотреть в окно. Я уже не в первый раз спрашивала себя, о чем он думает. Вдруг он думал, что мир будет вне моей досягаемости, и если я навсегда останусь здесь пленницей, то и он тоже? Означает ли это, что вечность – это тюрьма, в которой я скорее всего останусь одна.

Возможно.

Кислота жгла мне горло от мысли, что я слишком глупа или слишком труслива.