Да, мы глупцы, - последовал спокойный ответ на его слова. – Глупцы, возомнившие тебя не своим хозяином, а братом. Все эти годы мы находились подле тебе не потому что эта служба настолько привлекательна для нас. Ты стал для нас семьей, которую мы оберегали ценой собственных жизней. Мы не ждем от тебя сходного отношения, Акутагава. Но, считая себя твоими братьями, мы обязаны попытаться удержать тебя от опрометчивых решений, о которых ты можешь впоследствии пожалеть. Мы знаем тебя лучше чем ты думаешь…
И поэтому заступаетесь за моих врагов? – в голосе Акутагава зазвенели отголоски гнева.
Нас беспокоит не их судьба, а твоя! Ты не должен так пачкать свои руки, не должен опускаться до такой низости! – возразили ему горячо. – Для нас невыносимо будет наблюдать за твоим падением. И, раз уж ты решился взвалить на себя гнет подобного преступления, то не останавливайся на полпути. Казни и нас тоже – собственной рукой, брат.
Молчание на сей раз длилось еще дольше. Вдовы убитых сыновей Ду Ланьчжи тихо всхлипывали в стороне. Наемники, держа Такесиму и Сугавару на мушке, застыли в ожидании.
Наконец, Акутагава, закусив губу, поднял руку с пистолетом и направил ее на своих телохранителей. Те лишь склонили головы ниже, не сопротивляясь происходящему и готовые принять свою участь. Но выстрела не прозвучало. Он продолжал целиться в них, но не стрелял. Прошла одна минута. За ней – медленно, с убийственной неопределенностью – началась вторая. Время утекало сквозь пальцы как сухой песок.
Резко выдохнув воздух из легких, Акутагава опустил оружие и порывисто ушел в сторону. Дойдя до стены, он остановился, упершись в нее остекленевшим взглядом, после чего развернулся – и достиг противоположной стены. Он расхаживал по столовой, как загнанный в клетку разъяренный зверь. Потом, наконец, остановился подле них вновь, проговорив через силу:
Что ж, вы хорошо знаете меня, это так. И мои мотивы вам прекрасно известны.
Если ты полагаешь, что эти мотивы оправдывают твою бесчеловечность, то стреляй не колеблясь более. В конце концов, кто мы такие, чтобы стоять на пути твоих планов?..
На щеке Акутагавы задергался нервно желвак. Он прикрыл на мгновение глаза ресницами, скрывая взгляд – будто опасался, что в нем присутствующие смогут прочитать нечто запретное и неожиданное.
Хватит этого, - сказал он в следующую секунду, – поднимайтесь.
Телохранители, не шелохнувшись даже, посмотрели на него вопросительно. Тогда Акутагава повторил свое требование еще более раздраженно:
Поднимайтесь!
Они подчинились его приказу, оставив коленопреклонную позу.
Уведите женщин обратно в покои и оставьте под охраной до следующих моих распоряжений, - кивнув Менфу и Юэ, мужчина прибавил по-китайски: - Возьмите самые необходимые вещи и будьте готовы покинуть резиденцию. Вас увезут отсюда в охраняемое место, где будет ваше временное пристанище. Отныне, пока я не разрешу вам вернуться, официально вы будете мертвы для всего мира.
Я… мы… спасибо… - прошептала одна из заплаканных женщин, не веря, что смертельный рок миновал их.
Благодарность здесь неуместна, - отрезал Акутагава, отвернувшись.
Громкое ворчание Фынцзу, распекавшей Акутагаву за то, что тот не до конца съел приготовленный обед, невольно заставило Такесиму и Сугавару улыбнуться. Старая китаянка, приехавшая в офис «Ниппон Тадасу», дабы накормить своего питомца, ничуть не стеснялась в выражениях – обращаясь к Акутагаве так, будто он был десятилетним несмышленышем.
Я стараюсь, готовлю! А он, смотрите-ка, слишком занят для обеда. Вечно торопится, торопится! Вот заработаешь язву к тридцати годам, руку на отсечение даю!
Она вернулась после того как Акутагава явился к ней с повинной. Такесима и Сугавара не знали, что конкретно произошло между Ивом и Акутагавой, когда зеленоглазый безумец явился к нему с намерением убить. Благодаря хитрости, Иву почти удалось осуществить задуманное, однако в последний момент что-то помешало ему. Что именно – телохранители не знали. Тревожный маячок сработал и они ворвались в офис, где нашли раненого Акутагаву – к тому моменту Ива и след простыл.
Рана еще только начала заживать, но это не помешало Акутагаве приехать к дому, где нашла приют ее старая нянька. Фынцзу вышла на порог и мужчина, несмотря на весь дискомфорт и почти наверняка боль, опустился перед ней в самом почтительно поклоне. Он попросил у нее прощения за изгнание, которому подверг старую женщину. Фынцзу, слушая его, расплакалась. Затем, сгробастав своего воспитанника, она обняла его как блудного сына, возвратившегося после долгих странствий в родной дом.