Удивление, страх, дикая радость избежавших смертельной опасности людей — всё смешалось в их криках и прыжках. Орда кинулась к добыче. Лев — предмет ужаса и ненависти — лежал перед ними неподвижный, неспособный причинить им зло. Люди дёргали его за хвост, рвали усы, садились верхом и барабанили пятками по бокам. Молодой Кас раскрыл львиную пасть и дёрнул за язык. Голова льва качнулась, пасть закрылась от собственной тяжести, зубы сдавили руку храбреца. С отчаянным воплем он вырвал руку и кинулся к ближайшему дереву. В следующую минуту деревья были облеплены мохнатыми коричневыми телами.
Суматоха быстро разъяснилась. Люди с гоготом спускались обратно на землю, потешаясь над собственным страхом. Только раздражённый Руй, свирепо рыча, закатил бедному Касу пощёчину. Тот взвыл от боли, и орда ещё больше развеселилась.
Однако еда важнее веселья. Лев и антилопа быстро превратились в груду мяса и костей. Дымящиеся куски валялись на траве — хватай, кто хочет. Женщины на этот раз могли не ждать, когда мужчины наедятся — на обильном пире нет места скупости. Маленькая Си приняла великолепный кусок из рук Руя, и женщины уже не удивлялись.
На счастье, лев, очевидно, был одиночкой, и потому за кустами не пряталась львица в ожидании своей доли добычи.
Отяжелевшие от обжорства, люди лениво забирались ночевать на деревья. Никто не додумался захватить оставшееся мясо с собой для утренней трапезы. Его доедят ночью шакалы и гиены.
Гау веселился, ел мясо и лакомился мозгом вместе со всеми. Но когда сумрак начал спускаться на землю, он вдруг вскочил и, быстро шагая, взобрался на небольшой пригорок. Оттуда виднее была далёкая струйка дыма.
Он смотрел до тех пор, пока кто-то осторожно не тронул его за локоть. Гау проворно отскочил и замахнулся палицей, чтобы встретить опасность лицом к лицу, но тут же удивлённо опустил руку: около него стояла маленькая сухая фигурка. Мук!
Старик показал на далёкую струйку.
— Огонь, — сказал он тихо. Умные старые глаза дружелюбно взглянули в лицо вождя.
— Огонь! — повторил Гау и вздохнул с непонятным облегчением. Если бы он умел осмыслить свои чувства, то понял бы: стало легко потому, что нашёлся человек, который ему сочувствует.
Они ещё постояли, глядя, как тает в сумерках далёкая струйка, и спустились с холма, настороженно осматриваясь и прислушиваясь: не годится людям бродить по земле с наступлением ночи. Они поспешили к деревьям, на которых уже устраивалась на ночь орда. Все были очень сыты, и потому ничто не смущало их и не тревожило.
Глава 30
На приветливой равнине не было скал, чтобы загонять на них робких оленей и антилоп, а потом подбирать под обрывом ещё трепещущее уходящей жизнью мясо. Но животных было много, и вовсе не пугливых, поэтому охота всегда была удачной. Люди орды каждый день наедались мясом досыта и становились всё ленивее и беспечнее. Так же ленивы и беспечны, вероятно, были львы, бродившие по равнине. А может быть, странные двуногие существа, с палками и камнями, казались им не такой желанной добычей, как нежные жирные антилопы. И потому львы не обращали на них внимания. Правда, как-то случилось: ленивый Дук до того объелся после удачной охоты, что вечером не захотел лезть на дерево, а завалился спать в кусты. Разумеется, ночью его кто-то съел, да так, что и шума борьбы не было слышно. Маленькая лужица крови и след, словно по земле протащили тяжёлое — всё, что от него осталось…
Ящериц и прочую мелочь теперь ловили только женщины для забавы маленьких детей, которых становилось всё больше. Маа тоже носила на руках коричневого малыша и оттого стала совсем равнодушна к Раму. Но ему забота уже не требовалась: на плечах и руках его всё явственнее обозначались выпуклые мышцы. Муку приходилось всё чаще заострять и править рубила, обломанные сильными ударами повзрослевшего Рама. Вак тоже вырос. Он уже не выпрашивал у матери вкусные кусочки, а попросту отнимал у неё всё, что ему нравилось. И никто не думал вступиться за Дану — каждый был сам за себя.
Однажды Мук присел у кустов с куском нежной оленьей печени в руках — пища как раз по старым зубам. Он тихо урчал от удовольствия и возился, устраиваясь поудобнее. Вдруг чья-то ловкая рука мелькнула перед глазами, и лакомый кусок точно сам выскользнул из пальцев старика. Ухмыляющаяся физиономия наклонилась над ним. Вак! Острые зубы взрослеющего мальчишки жадно впились в нежную печёнку. Поддразнивая старика, он намеревался сладко пообедать. Но тут же раздались два громких крика и слились в один: жалобно вскрикнул огорчённый старик, но ещё жалобней завопил нахальный Вак. Ловкий удар дубинки вышиб у него из рук соблазнительное кушанье. Следующий удар пришёлся бы по голове, но дожидаться этого Вак не стал. Продолжая вопить, он пустился наутёк, поближе к дереву, под которым дремала его мать.
Рам молча поднял печёнку и протянул Муку. Тот принял её с благодарным бормотаньем. Из сетки, висевшей на боку мальчика, старик вытащил блестящее зелёное рубило. Зоркие глаза его заметили на лезвии выбоину — нужно подправить. Схватка с Ваком тотчас была забыта.