Рандеву

На это надеялась и я, хотя уверена не была. Я не была уверена больше ни в чем. В тот момент я действительно сомневалась во всем — в затеянном нами предприятии, в нашей частной гостинице. Действительно ли я ее хотела? И в правильности решения Эрика так радикально поменять нашу жизнь я тоже не была уверена. Я сомневалась даже в правильности решения, которое приняла тринадцать лет назад, выйдя за него замуж. Я все глубже копалась в своей памяти. Все наши лучшие минуты не шли ни в какое сравнение с тем, что я испытала с Мишелем. Была ли настоящая любовь причиной, побудившей меня выйти замуж за Эрика? Или, с молоком матери усвоив, что целью моей жизни должен стать экономически привлекательный брак, я сказала «да», потому что в то время предложение Эрика означало, что моя миссия выполнена?

Я не могла вспомнить ни единого момента, когда бы терзалась так, как сейчас, в этом salle de fete на юге Франции, и когда бы все главные линии моей жизни так туго сплелись в единый клубок.

— Ты знаешь всех присутствующих? — спросил Эрик.

— Большинство, в лицо. Почти все здесь — родители.

— Странно, кстати, — сказал он, оглядываясь. — Я и правда не знаю здесь никого, ни единого человека. А тебе эти лица знакомы… Полагаю, мы с тобой прожили последнее время несколько врозь.

— В этом… В этом нет ничего удивительного.

И в Голландии дела обстояли почти так же. Там у него была работа, а здесь — реконструкция дома.

— Слушай, на будущий год мы поступим иначе. Сейчас еще много суеты, но я обдумывал наши планы все последние дни. Может быть, когда дом будет готов, я стану, например, отвозить детей в школу утром, а ты забирать их вечером.

— Можно и так.

Я сделала большой глоток, но вкус вина не почувствовала. Оглядываясь вокруг, мыслями я была в прошлом понедельнике.

Я очень нервничала, снова оказавшись на глазах у Петера. Время от времени он бросал на меня серьезный взгляд, но тем и ограничивался. Я успокоилась — до некоторой степени, насколько это вообще было возможно. Подумала, что, если все всплывет, для него это, наверное, будет не лучшей рекламой. В конце концов, Мишель был его работником, и Петер ничего не выгадал бы из конфликта между мной и Эриком. Реконструкцию дома пришлось бы свернуть. Я не слишком хорошо разбиралась в людях, но мне казалось, что немножко узнать Петера я успела. Он был приветлив и дружелюбен. И очень щепетилен, когда речь заходит о деньгах. Как только парни разъезжались по домам и Петер клал на стол счет, он становился предельно сдержанным и деловым. Мне всегда это бросалось в глаза. И он снова быстро преображался, когда банкноты, полученные от Эрика, исчезали в его портфеле. Наверное, Петер считал, что непрерывный поток денег из кошелька Эрика важнее, чем их расцветающая взаимная симпатия. Или, может быть, я просто на это надеялась. Что мне хотелось бы сделать, насколько это вообще будет в моих силах, так это поскорее прекратить дружбу Эрика с Петером, когда дом будет готов. Ради этого я пошла бы на многое.

Петер узнал то, что ему совсем не нужно было знать, и я не хотела его присутствия в нашей жизни. Но пока можно было только надеяться, что то, чему он стал свидетелем на рассвете в прошлое воскресенье, не будет иметь никаких последствий. Ни для кого.

Из этих размышлений меня выдернул подошедший к нам мужчина. Лет шестидесяти, седой. Бургомистр нашей деревни.

Он благосклонно кивнул нам, пожал руки, обменялся привычными любезностями, а потом добавил:

— Ваши дети прекрасно выступили!

Я вежливо улыбнулась.

— Благодарю вас.

— Стройка потихоньку продвигается? — теперь он обращался к Эрику.

— Конечно, все прекрасно. Я думаю, еще полгода, и основная работа будет закончена.

— Вы знаете, что когда-то ваш дом принадлежал очень влиятельным людям?

Мы одновременно покачали головами, как двое маленьких детей.

— Там жила семья Саго, — продолжал бургомистр. — Виноделы. Последние их сыновья перебрались в город сорок лет назад. С тех пор они приезжали сюда только чтобы отдохнуть, в отпуск, а потом и совсем забросили дом.

Мне вспомнились поля вокруг нашего дома. Там не было никаких виноградников. Ни единого росточка лозы.

— А где же виноградники? — спросила я.

Бургомистр — я забыла его имя — скривился в хмурой улыбке.

— Были заброшены. За ними никто не ухаживал. В шестидесятые годы их и вовсе выкорчевали. Очень жалко, право. Ну да, прогресс, а? Люди перебираются в города, они больше не хотят жить здесь… Дом тоже было жалко. В округе все довольны, что теперь он будет восстановлен.

Приветливо кивнув и еще раз пожав нам руки, бургомистр попрощался.

— В Голландии это немыслимо, — сказал Эрик. — Чтобы бургомистр пришел на школьное представление и говорил со всеми подряд?

— Я даже не знала, кто у нас бургомистр, — подумала я вслух.

В зале стали появляться дети. Некоторых я узнала, например двух мальчиков, которые учились в одном классе с нашей дочерью.