Раны и шишки. Любовь и лейкопластырь. Порридж и полента. Оле!.. Тореро! Пой, Изабель!

— Миссис Нивз, я всегда испытывал к вам чувство глубокого уважения, и сегодня вы еще раз убедили меня в моей правоте. Я уверен, что доктор Игэн О'Мирей — прекрасный человек. Кроме того, он не мог бы быть иным, поскольку его воспитали вы. Вам есть чем гордиться, миссис Нивз, и я благодарен вам за то, что вы посещаете мой магазин, в котором я всегда буду рад вас обслужить!

Потребовалось немало труда, чтобы привести в чувства мисс О'Брайен. Пришлось растирать ей виски, накачивать ее плохоньким виски, совать ей под нос ватку с уксусом, чтобы она наконец соизволила вернуться к действительности. Когда она пришла в себя, то расплакалась и принялась выкрикивать различные угрозы, которые из-за отсутствия вставной челюсти превратились в шамканье. И тогда Дайон О'Нейл вновь взял слово.

— Ваша мать, мисс О'Брайен, была почтенной женщиной, а ваш отец — человеком, которому я с удовольствием пожимал руку. Если бы они могли вас сейчас увидеть, то, как и я, были бы возмущены вашим поведением. С сожалением должен вам сообщить, что отныне вам придется делать покупки в другом месте.

В результате этого безапелляционного заявления весь Бойль вскоре узнал, что Этни О'Брайен больше не считалась порядочным человеком.

Глава 4

Майк О'Хегэн и Саймус Коппин читали и комментировали заключение патологоанатома из Слайго, приезжавшего для вскрытия трупа Петси Лэкан. И если выводы врача заставили полицейских отказаться от некоторых предположений, например, использование в качестве орудия преступления медицинского молоточка, то обвинений с О'Мирея они вовсе не снимали, скорее — наоборот. Отодвинув от себя бумаги, комиссар проворчал:

— Не понимаю, как и почему мы должны обходиться без вызова О'Мирея для допроса сюда.

— И я тоже этого не понимаю, Майк.

Вошел полицейский, который настолько торопился, что забыл постучать в дверь, и тем самым оторвал их от грустных размышлений.

— Господин комиссар!

— Что там у вас, О'Рурк?

— Скандал! Ужасный!

— Где?

— В магазине Дайона О'Нейла.

— Не может быть?!

Если бы О'Хегэну и Коппину сказали, что в обители Господа, при полном попустительстве отца О'Донахью, какие-то бесстыжие люди предаются развратным танцам, это произвело бы на них точно такое же впечатление.

— Вы соображаете, что говорите?

— Соображаю, господин комиссар! Нора Нивз так избила мисс О'Брайен, что та осталась лежать почти мёртвой!

— А как отреагировал старик О'Нейл?

— Он заверил миссис Нивз в своем уважении и попросил мисс О'Брайен больше никогда не посещать его магазин.

О'Хегэн посмотрел на своего заместителя:

— Мнение О'Нейла выражает общественное мнение, Саймус… В предстоящем деле нам придется быть максимально осторожными.

Сказать, что Коппин улыбался перед визитом к О'Мирею, значило бы солгать.

— Хорошо!.. Ладно… Я пошел… Попробую успокоить миссис Нивз, прежде чем сказать пару слов О'Мирею… Привести его сюда?

— Придется.

Здесь в разговор вмешался О'Рурк:

— Сержант, если вы собираетесь к доктору Дулингу, то должен предупредить, что к нему уже вызвали отца О'Донахью… Мне кажется, что теперь конец совсем близок…

* * *

Они обменялись недоверчивыми и почти ненавидящими взглядами. Несмотря на приближение последнего вечера, Оуэн Дулинг был при полном сознании. Он злился оттого, что ему пришлось позвать своего давнего противника — отца О'Донахью. Ну, а тот, позабыв о христианском милосердии, радовался, предвкушая долгожданный реванш. Господь внял, наконец, его молитвам и призвал к этому потерянному грешнику, который лежит в страхе перед смертью, и покаяние которого станет известно всему Бойлю, что укрепит веру в Господа в сердцах всех заблудших. Оуэн первым перешел в наступление.

— Радуетесь, да?

Святой отец, состроив на лице гримасу сочувствия, попытался вложить в свой голос как можно больше смирения:

— Сын мой…

— Не обращайтесь ко мне так! Из-за вас мне станет хуже! Я не хотел бы иметь такого отца, как вы!

Священник закрыл глаза, чтобы про себя прочесть «Аве», успокоить свою необузданную ирландскую кровь и еще раз внушить себе, что он пришел сюда для утешения умирающего. И все же он не удержался от замечания:

— Неужели вы думаете, что я рад был бы иметь такого сына!

— Ну и отлично! Хоть раз мы пришли к единому мнению! Так когда вы там отпустите мне грехи?

— Простите?

— Тогда зачем же вы пришли?

— Чтобы выслушать долгий рассказ о ваших отвратительных грехах, из которых один ужасней другого, и если ваше раскаяние покажется мне искренним, отпустить их от имени Всевышнего, который призовет вас на свой суд. Приступим! За работу! Скорей!

Доктора Дулинга едва не хватил удар, и он чуть не умер от прихлынувшей крови. Когда он обрел дар речи, то прорычал громко, насколько еще был способен:

— Идите к черту!

— Ни за что!

— Уходите отсюда!

— Нет! Меня сюда привел Господь! Господа нельзя выставить за дверь, даже такому безбожнику, как вы, Оуэн Дулинг, самому большому безбожнику во всем графстве! А теперь помолчите!

— Так вы даже не хотите дождаться моей смерти, чтобы командовать мной?

— Я имею дело с вашей душой, а она бессмертна, так что мне все равно, буду ли я беседовать с живым или с мертвым!