Раскол Империи: от Грозного-Нерона до Михаила Романова-Домициана

Вполне аналогичный сюжет мы видим и в истории «античного» Тита. Светоний говорит, что после взятия Иерусалима, Тит «заслужил такую любовь и ликование солдат, что ОНИ С ПРИВЕТСТВЕННЫМИ КЛИКАМИ ПРОВОЗГЛАСИЛИ ЕГО ИМПЕРАТОРОМ, а при его отъезде не хотели его отпускать из провинции, с мольбами и даже угрозами требуя, чтобы он или остался с ними, или всех их увел с собою. ЭТО ВНУШИЛО ПОДОЗРЕНИЕ, ЧТО ОН ЗАДУМАЛ ОТЛОЖИТЬСЯ ОТ ОТЦА И СТАТЬ ЦАРЕМ НА ВОСТОКЕ; и он сам укрепил это подозрение, когда во время поездки в Александрию, при освящении мемфисского быка Аписа выступил в диадеме: таков был древний обычай при этом священном обряде, но нашлись люди, которые истолковали это иначе. Поэтому он поспешил в Италию… бросился в Рим и, словно опровергая пустые о себе слухи, приветствовал не ожидавшего его отца: „Вот и я, батюшка, вот и я!“» [706], с. 206.

Итак, в обеих версиях мы видим практически одно и то же.

1) Тит = Скопин пользуется огромной популярностью в войсках и народе.

2) Ему предлагают царскую власть в тот момент, когда правящий царь еще здравствует.

3) Тит = Скопин отказывается от предложения.

4) Однако нашлись люди, которые заподозрили его в подготовке переворота и в стремлении захватить престол.

5) Тит = Скопин лично отправляется к здравствующему царю, чтобы объясниться и успокоить его.

Перед нами — хорошее соответствие романовской и «античной» версий.

4. Неожиданная гибель выдающегося героя: Скопина = Тита

Дальнейшие события Карамзин описывает так.

Царь «Василий слушал (Скопина-Шуйского, пытавшего оправдаться — Авт.) не без внутреннего смятения: ибо собственное сердце его уже волновалось завистию и беспокойством…

25 апреля (1610 года — Авт.) Князь Дмитрий Шуйский давал обед Скопину. Беседовали дружественно и весело. Жена Дмитриева, Княгиня Екатерина — дочь того, кто жил смертоубийствами: Малюты Скуратова — явилась с ласкою и чашею пред гостем знаменитым: Михаил (Скопин — Авт.) выпил чашу… и был принесен в дом, исходя кровию, беспрестанно лившеюся из носа; успел только исполнить долг Христианина и предать свою душу Богу… Москва в ужасе онемела.

Сию внезапную смерть юноши, цветущего здравием, ПРИПИСАЛИ ЯДУ, и народ, в первом движении, с воплем ярости устремился к дому Князя Дмитрия Шуйскаго: дружина Царская защитила и дом и хозяина. Уверяли народ в естественном конце сей жизни драгоценной, но не могли уверить» [362], т. 12, гл. 4, столбцы 125–126.

Здесь Карамзин смягчает обвинения, обрушившиеся на родственников Скопина. Некоторые, более ранние, русские летописцы напрямую обвиняли царя Василия Шуйского и Екатерину, жену его брата, в преднамеренном убийстве Скопина-Шуйского [362], т. 12, гл. 4, комментарии 524, 525; [578], кн. 2, с. 875.

Хотя прямых улик против княгини Екатерины Григорьевны в смерти ПЛЕМЯННИКА, а также улик против самого царя Василия Шуйского, у современников вроде бы не имелось, тем не менее, как отмечается, смерть Скопина нанесла тяжелый урон авторитету царя Василия [578], кн. 2, с. 875.

«Царь велел похоронить его в Архангельском соборе, но не рядом с царскими гробницами, а в особом, новом приделе. Современники почти все говорят о нем как о великом человеке и свидетельствуют о его „уме, зрелом не полетам“, „силе духа“, „приветливости“, „воинском искусстве и уменье обращаться с иностранцами“. В народе надолго сохранилась о нем самая лучшая память, что и выразилось в нескольких весьма распространенных песнях» [988:00], «Скопин-Шуйский».

Итак, суть события такова. Знаменитый полководец Скопин-Шуйский, соратник и ПЛЕМЯННИК царя Василия Шуйского, по-видимо-му, подло отравлен своей ТЕТКОЙ Екатериной. Именно так, — теткой, ее называли, см. выше. Она была ЖЕНОЙ БРАТА царя, то есть Дмитрия Шуйского. Дело было семейное, и подробности остались во многом скрытыми от окружающих. Однако молва о коварном УБИЙСТВЕ героя широко распространилась, и многие современники верили в это.

Послушаем теперь, что расскажут «античные» авторы об императоре Тите. Как мы уже говорили, брат Тита строил козни против него, а Тит пытался усовестить интригана-«соправителя». Светоний продолжает: «Среди всех этих забот застигла его смерть, поразив своим ударом не столько его, сколько все человечество. По окончании представлений… он отправился в свое сабинское имение. Был он мрачен, так как при жертвоприношении животное у него вырвалось… На первой же стоянке он почувствовал горячку. Дальше его несли на носилках; раздвинув занавески, он… стал горько жаловаться, что лишается жизни невинно: ему не в чем упрекнуть себя, кроме, разве, одного поступка. Что это был за поступок, он не сказал, и догадаться об этом нелегко. Некоторые думают, что он вспомнил любовную связь с женой своего брата; но Домиция клялась торжественной клятвой, что этого не было, а она бы не стала отрицать, если бы что-нибудь было: она хвалилась бы этим, как готова была хвастаться любым своим распутством…