Распятые

Есть, конечно, дни когда меня можно выносить дольше пятнадцати минут. Но их, в общей сложности, не больше двух месяцев в году и они, чаще всего, приходятся на те дни, когда я один сижу в своей квартире. Ха, вы думаете, что я ни один вечер не провожу в одиночестве, но это не так. Ну, я в последнее время часто бываю у Кет, конечно, под предлогом повидать Рейч. Я люблю свою малышку, люблю играть с ней и, иногда, Кет даже позволяет мне выкупать ее перед сном. Я люблю кормить ее и готов съесть ее саму, когда она еле-еле лопочет слово «папа». Я чуть не разревелся как девчонка, когда она первый раз назвала меня папой. Я схватил ее на руки и кружил по комнате, она хихикала, а Кет стояла в дверях детской и улыбалась. Потом я обнимал Рейч и Кетрин, и последняя даже не сопротивлялась, дразня меня «папочкой» и сказала, что часто говорит с дочерью обо мне. Я хотел спросить, что именно она рассказывает, но не решился.

Проклятье! Я никогда не решался на самые важные поступки в моей жизни. Я не решился признать, что влюблен в нее, когда мы учились в Академии; я не решился сказать, что хочу ребенка, когда она сказала, что беременна; я не решился связать свою жизнь с ней, когда она была так близко, променяв все на свободу. Что сказать? Я получил свободу. И теперь, помимо частых вечеров у дочери и Кетрин, я еще чаще тащу в свою кровать какую-нибудь девицу из бара, в попытке поверить, что именно это мне и нужно. Черт, ты же хотел свободы – так получай! Можешь свободно трахаться с кем угодно! Америка – страна возможностей.

Иногда мне кажется, что это приносит Кетрин боль. Хотя, ведет себя так, будто ее не трогает с кем я сплю и даже шутит по этому поводу, называя меня «старым развратником». Обычно она ведет себя очень стоически, не вынося свои эмоции наружу и нося любую обиду в себе, как бы больно не было. Она не любит «грузить» других своими проблемами, говоря, что им и без нее дерьма в жизни хватает. Но если вы будете пристально смотреть, когда задаете вопрос о ее самочувствии, то за мгновение до того, как она скажет свое излюбленное «нормально», увидите истинное чувство. Наверное, я все же не зря учился, потому как именно на ней я и тренирую свои навыки чтения эмоций. Каждая ее черта может рассказать мне так много. Вот морщинки на лбу от приподнятых бровей – удивление; вот наморщенный нос – пренебрежение; вот сложенные трубочкой губы – размышление; две ямочки в уголках рта – смущение; плотно сжатые губы и скривившийся на одну сторону рот – еле сдерживаемая ухмылка; вот приоткрытый рот и слегка сдвинутые брови – боль.

Боль. Именно этот огонек вы можете увидеть, если присмотритесь. Вернее, не огонек, а секундную искорку. Но эта искра зажарит вас к чертовой матери. Когда я первый раз заметил что-то подобное, то у меня чуть кровоизлияние в мозг не произошло. В тот день мне на работу позвонила одна из секретарш Бюро и трубку как назло взяла Кетрин.

–Тебе звонила секретарь Теренса. – Сказала она, когда я вернулся в кабинет.

У меня чуть стаканчики с кофе из рук не выпали. Я задрожал будто пойманный с поличным муж-изменник.

–Просила перезвонить. – Все также спокойно проговорила она.

Я поставил стаканчики на свой стол и сделал вид, что увлеченно ищу старые документы.

–Она не захотела говорить со мной. – Кетрин пожала плечами, не понимая в чем суть звонка.

–Это личное. – Пробубнил я.

–Личное? – Переспросила она, широко распахнув глаза. Потребовалось несколько секунд, чтобы до нее дошло.

–О! Понятно! Прости, я подумала, что это связано с новым делом. – Она покачала головой и опустилась на свое рабочее место.

Я повернулся к ней, но ее лицо было скрыто за монитором компьютера. Сначала мне показалось, что она просто смущена подобным вторжением в мою личную жизнь и постарался заверить ее, что все в порядке.

–Кет, ты как? Все нормально. Ты же не застукала меня с ней на этом столе. – Снова мой долбаный юмор. – Ты не должна быть сконфужена.

И в эту секунду она посмотрела на меня. Вот она – та самая искорка, о которой я говорил. Искорка боли. Секунда до того, как она сказала:

–Все нормально. Мы же взрослые люди.

Дьявол! На моем надгробии напишут: «Посвятил жизнь причинению боли Кетрин Робинсон». Каждый следующий раз, когда она случайно становилась косвенным свидетелем моих амурных дел, я старался не смотреть на нее, чтобы не быть убитым этим взглядом. Но даже если бы на меня надели защитный биологический костюм, я бы все равно почувствовал жжение от этой искры.

***

Святой отец смотрел в окно своего кабинета, расположенного в дальнем помещении и наблюдал как небо превращается из серо-голубого в багряно-розовое. Облака постепенно рассеивались и солнце, которое уже почти сдалось под напором выкатывавшейся луны, еще оставляло человечеству свои последние подарки в виде кроваво-красных лучей.

–Отец, Вы верите в чудо? – Спросил Трой, стоящий в дверях.

Священник повернулся к нему и улыбнулся встрече.

–Я наблюдаю за этим каждый день и каждый раз это чудо новое. Рассвет, закат, радуга, туман. Все это чудо, если подумать.

Трой усмехнулся.