Расплата

Внутри гаража воняет дымом, дерьмом и пропаном: в углу на полную мощность включен переносной обогреватель. Пол, потолок и три из четырех стен покрыты листами пластика; все окна забиты. В центре комнаты стоят два стула, обращенные сиденьями друг к другу, а между ними – высокий торшер без абажура. Ближе к двери сидит тот русский, который курил на улице (сигарета все еще свисает с его губы) и рассматривает порнографический журнал. У стены позади него стоит железная бита и видеокамера на треноге, направленная на второй стул.

Ко второму стулу клейкой лентой привязан Лиман, пол вокруг него усыпан сигаретными окурками. Лиман обнажен, во рту у него кляп, на полу лужа из крови и мочи. Голова его завалилась набок, глаза закрыты. Бо'льшую часть его тела покрывают гематомы, лицо и грудь в маленьких круглых волдырях. Владимир говорит что-то сидящему русскому. Тот встает, хватает Лимана за волосы, поднимает его голову и несколько раз отрывисто бьет его по щекам. Лиман не реагирует. Тогда мужчина вынимает изо рта горящую сигарету и засовывает ее Лиману в ноздрю. Лиман резко просыпается и кричит. Его крик заглушается кляпом, конечности спазматически дергаются.

– Давай, – говорит Владимир, когда русский поворачивает лицо Лимана ко мне. – Стреляй.

Я делаю шаг вперед и прижимаю пистолет ко лбу Лимана, в точности как я представлял себе это тысячу раз. Глаза Лимана двигаются под полуприкрытыми веками, он издает стон, и по ножке стула сбегает очередная струйка мочи.

– За Дженну, – говорю я.

«Это неправильно», – внезапно произносит голос Дженны, и неожиданно я вижу комнату как бы ее глазами – себя с оружием в вытянутой руке, Лимана, в ужасе мычащего что-то в кляп, и выжидающе молчащих русских. Отмахнувшись от ее слов, я делаю глубокий вдох и приказываю себе стрелять. Мой палец уже готов нажать на спусковой крючок, но тут из глаза Лимана выползает кровавая слеза и медленно спускается у него по щеке. Это неправильно. Я делаю шаг назад и направляю пистолет в потолок, чувствуя, что я весь покрыт потом.

– Я этого не сделаю, – запинаясь, говорю я Владимиру. – Я не собираюсь совершать хладнокровное убийство. Забирайте своих людей и убирайтесь отсюда. Я выжду пару часов и вызову полицию.

– Так лучше, – отвечает Владимир и забирает у меня пистолет. Он быстро поднимает руку, прикладывает оружие к голове Лимана и стреляет. Звук не громче, чем хлопок в ладони. Тело Лимана рефлекторно корчится, из дыры у него за ухом идет дым, а комнату наполняет запах горелых волос. Я сгибаюсь пополам, и меня выворачивает, а все русские, кроме Владимира, смеются.

Владимир похлопывает меня по спине.

– Так лучше, – повторяет он. – Вы не созданы для убийства.

47

– Я не понимаю, – слабо протестую я.

Я снова сижу в кресле-качалке на балконе, и желудок у меня никак не успокоится. Миссис Жилина тихонько раскачивается рядом со мной и задумчиво смотрит на океан.

– Выпейте чаю, – предлагает она, кивая на столик между нами.

Я беру чашку и делаю глоток, пытаясь избавиться от вкуса рвоты во рту.

– Владимир убил его.

– Да, – спокойно отвечает она. – Вчера вечером мы отправили в «Цайц» видеозапись признания Лимана и дали им двадцать четыре часа на то, чтобы либо оформить передачу нам лекарства от туберкулеза, либо расплатиться за отказ. Они согласились, но при одном условии: что Лиман и его сообщники должны замолчать. Владимир хотел избавиться от Лимана раньше, но я приберегла его для вас.

От ее слов мне становится еще хуже. Она приберегла для меня Лимана так, будто держала теплым обед для Кати или Андрея, когда они в детстве приходили домой позже обычного.

– Но вы говорили, что Лиман нужен «Цайц» живым.

– Я спросила вас, что бы вы сделали, если бы таково было их условие. Вы поэтому не убили его?

– Нет. – Этот разговор слишком сюрреалистичен, чтобы возмущаться.

– Вы удивили меня своим поступком. Будь я на вашем месте, я бы не колебалась.

Я неожиданно понимаю, что мой отец тоже выстрелил бы. Не моргнув глазом.

– Не знаю. – Я никак не могу разобраться в себе. – Может, просто есть вещи, которых я никогда не сделаю.

Миссис Жилина поворачивается ко мне и вперяет в меня взгляд.

– Лиман и его сообщник были ничтожными, злобными людишками. Они заплатили за свои преступления. Теперь пришло время отомстить «Цайц». У «l’Etoile» есть двести миллионов наличными, плюс неограниченные права на весь пакет акций Уильяма и на лекарство «Цайц». Пакет акций и наличные деньги в сумме составляют значительно больше миллиарда долларов, так что вы сможете производить лекарство.

– Я?

– Разумеется, вы, – напористо заявляет она. – А кто еще? Я слишком стара, Андрей при смерти, ни Владимир, ни Эмили не разбираются в бизнесе, а с Кати хватит и «Терндейл». Остаетесь вы.

– Нет, – отказываюсь я. Да кем она себя возомнила?

– Почему? – требовательно спрашивает миссис Жилина.

Я делаю еще один глоток чая, пытаясь собраться с мыслями.

Чай горький на вкус.