Расплата

– По двум причинам. Во-первых, я не знаю, откуда взялись эти деньги, и я не уверен, что вы говорите мне правду. «l’Etoile» только что потратила миллиард долларов на то, чтобы выкупить ценные бумаги, подделанные Андреем. Как же у вас может по-прежнему оставаться больше миллиарда? И во-вторых, потому что я не хочу иметь никаких дел ни с вами, ни с Владимиром, ни с кем-нибудь другим, работающим на вас. Вы мне не нравитесь, и мне не нравится то, что вы делаете.

– Потому что я приказала Владимиру застрелить человека, убившего вашу жену? Человека, на смерти которого вы сами настаивали?

– Дело не только в этом. Вы упомянули сообщника Лимана. Его звали Франко, и его убил бывший полицейский по фамилии Ромми. Кто-то схватил Ромми и забил его до смерти.

– Лиман назвал нам Франко, – холодно отвечает миссис Жилина. – Владимир следил за домом, когда приехал мистер Ромми, и услышал выстрелы. Если бы Владимир не сделал того, что сделал, вы, скорее всего, сейчас находились бы в тюремной камере. Вежливый человек поблагодарил бы нас.

Она говорит таким тоном, будто обсуждает погоду. Я вспоминаю выражение лица Тиллинг, когда она описывала раны Ромми. Я резко встаю, и чашка с блюдцем соскальзывает у меня с колен на пол и разбивается.

– Давайте я выскажусь прямо, – предлагаю я. – Я не хочу иметь никаких дел ни с вами, ни с вашим фондом.

– Вы считаете себя вправе судить меня, – язвительно замечает миссис Жилина. – Несмотря на ваше желание убить Лимана всего лишь полчаса назад, несмотря на ужасные последствия вашего решения для всего мира.

– Я был не прав. Я совершил ошибку. И не хочу совершить еще одну.

Я иду к двери.

– Я невиновна, – неожиданно говорит миссис Жилина, когда я берусь за ручку двери.

– В чем? – спрашиваю я, зная, что должен уйти прямо сейчас и не оглядываться.

– Во всем. Мне было всего девятнадцать, когда я познакомилась с Уильямом Терндейлом.

Я оборачиваюсь. Лицо миссис Жилина ярко освещает луна. Уже ничто не может повлиять на мое отношение к ней, но я хочу знать, что произошло между ней и Уильямом – хотя бы ради Кати.

– Пожалуйста. – Миссис Жилина прикасается к креслу, которое я только что оставил. – Если вы хотите судить меня, вы должны узнать всю правду.

48

– Я не ожидала услышать от вас имя профессора фон Штерна. Откуда вы его узнали?

Я снова усаживаюсь в кресло-качалку рядом с миссис Жилина, не удивившись, что она решила начать с фон Штерна. Что бы ни произошло между ней и Уильямом, началось это все в Берлине, сорок с лишним лет тому назад, когда она была студенткой фон Штерна.

– Банковские записи, которые я обнаружил в компьютере Андрея, сообщали о депозитном счете, на который были переведены деньги из швейцарского аукционного дома. Один мой друг сумел привязать депозит к продаже картины Брейгеля, отданной фон Штерном в коллекцию Гитлера.

– Какая предприимчивость, – иронизирует миссис Жилина. – А что еще вы узнали о профессоре помимо его имени?

– Вообще-то ничего. Только то, что он был специалистом по реставрации произведений искусства и что студенты называли его Bon Papa.

– Профессор был известным франкофилом, – сообщает она, не утруждая себя извинениями за то, что еще вчера отрицала знакомство с человеком с подобным прозвищем. – Война причинила ему много страданий. Он ненавидел фашистов.

– И именно по этой причине фон Штерн оказывал услуги Гитлеру.

– Ваше поколение ничего не знает о жизни в условиях тоталитарного режима, – презрительно говорит она. – Каждый устраивается, как может.

– Вы намекаете на то, что он был хорошим немцем?

– Я намекаю на то, что искусство не было ему безразлично! – рявкает миссис Жилина. – Нацисты создали комитет, чтобы очистить свои музеи от entartete Kunst– «дегенеративного искусства». Они жгли полотна. Профессор фон Штерн прилагал максимум усилий для того, чтобы спасти хоть что-то.

Не могу не думать о том, что еще она переняла от фон Штерна, помимо искусства реставрации – возможно, его этика также сильно повлияла на нее. Возможно, его возвышенные цели оправдывали его действия, точно так же как она считает, что ее возвышенная цель оправдывает ее поступки.

– Так каким же образом фон Штерн в результате получил картины из коллекции Линца? – спрашиваю я, стараясь избегать споров.

– Картины собирались по всей Европе. С некоторыми из них обращались крайне небрежно. В конце 1944 года вся коллекция была перевезена из замка Нойшванштайн в специальную мастерскую в Старой национальной галерее в Берлине, чтобы профессор мог очистить и реставрировать полотна.

– Должны были сохраниться записи об этом. Почему никто не догадался проверить документы?