Расплата. Цена дружбы

– Хорошо, хорошо! – он задыхался и размахивал руками. – Последняя попытка, зема. Всего один вопрос! – Вовчик склонился над ямой, в которую Протасов уже опустил веревку. – Слышишь, Жанна? День сегодня, какой?

– Я не знаю…

– Как это, не знаешь? Вчера спать легла, а сегодня не в курсе дела?

– Ах, это, – девушка почти перестала плакать. – Я просто вас не поняла. Конечно, знаю. Шестое мая.

Волына торжествующе посмотрел на Протасова:

– Несовпадение, а, зема? А год, какой, Жанна?

– 1993-й, – теперь в ее голосе проступило недоумение. – А почему вы спрашиваете?

– Еще хочешь лезть? – осведомился Вовчик. – Чтобы чудовище тебя, как суслика задрало?!

– А вдруг ее на игле держали? Или на дури? Откуда бедной пацанке знать? – Протасов в упор посмотрел на Вовчика. Он чувствовал, что Волына прав, спускаться в катакомбы – безумие. Как суслика задрало? Блин, сказал, как отрезало. С другой стороны, Жанна действительно могла оказаться жертвой. Да мало ли их, заточенных в подвалы маньяками, которые ходят среди нас, разыгрывая из себя нормальных людей?

– Растерзают там тебя, – в последний раз предупредил Вовчик, и пошел к двери. – Смотри сам, зема. Лично я – уматываю. По-любому. С самым решительным видом Вовка отодвинул засовы и выглянул на крыльцо. Понемногу светало, тени уползали под деревья, словно старый сад всасывал их в себя. Протасов, стоя с веревкой в руках, позвал Вовку, но тот и ухом не повел.

– Сваливаю на фиг, – повторил Волына, шагая наружу. – Ах ты ж, твою мать! – крикнул он, резко останавливаясь на ступенях.

– Что, Вовка?! – Крикнул в спину приятелю Протасов. Из комнаты ему было почти ничего не видно.

– Мама дорогая! – завопил Волына, вваливаясь обратно с такой скоростью, что у Валерия создалось впечатление, будто он смотрит видеозапись, перематываемую в обратном порядке.

– Какого хрена, блин?! – Только теперь Протасов увидел нечто, плывущее к ним через заросли, именно плывущее, потому что ни единый листик не дрогнул, ни одна веточка не шелохнулась. Существо было одето в яркий шерстяной халат и тюбетейку.

– Что за клоун? Это, блин, кто, старик Хаттабыч?

– Это тот самый чурбан, от которого одна тюбетейка осталась! – Волына в ужасе захлопнул дверь.

– Какая, блин, тюбетейка?!

– Та, которую я в часовне подобрал!

– Говорили тебе, плугу неумному, не тащи в дом разное говно!

– Не до базара, зема! – орал Вовчик. – это живой мертвяк! – Не успели щеколды войти в пазы, как что-то тяжелое ударилось в дверь снаружи.

– Пошел вон! – заорал Волына. – Тебя, блин, никто не звал, урюк! Вали к себе в Азию, желтомордый!

– Фисташки покупай, фундук, финики, – сказал голос с сильным азиатским акцентом. Впрочем, кроме акцента, в нем не было ничего человеческого. Так звучит старая заезженная пленка в неисправной магнитоле. Люди так не разговаривают, в этом у зем не было ни малейших сомнений.

– Спасите, вытащите меня! – завопила Жанна из подземелья.

– Да погоди ты! – рявкнул Протасов. – Задолбала!

– Курага, урюк, хорошие. Покупайте, дорогие. Пахлава, рахат-лукум.

– Нахрен иди, чурбан дохлый! Мы тебя не звали! В анус себе затасуй свою курагу! Я тебе балду сейчас снесу!

– Валерка, не зли приведение!

– Отклепайся! Сам только что его матом обложил!

– Это я сгоряча, зема!

– Пошел ты! Можно, в натуре подумать, что оно доброе!

За дверью повисла тишина, Волына даже успел подумать, что нецензурные пожелания Протасова сработали, и монстр в тюбетейке отправился восвояси. Однако, он даром радовался. Дверь дрогнула от сильнейшего удара. С потолка посыпались лохмотья старой краски, они планировали, как вертолетики, которые Протасов в детстве мастерил из бумаги.

– Ого! – крикнул Волына. Словно ободренный этим воплем, незваный гость пошел на штурм, обрушив на многострадальную дверь целый шквал сокрушительных ударов. В конце концов, дверь не выдержала. Одна из дубовых стоек лопнула, нижняя петля вышла из паза.

– Еще один такой, блин, штурм, и это падло будет внутри! – Предупредил Протасов. Вовчик открывал и закрывал рот, потрясенный отвратительной перспективой.

– Все купишь у меня недорого! – заверил с крыльца монстр.

– Баррикадируем дверь! – бросив веревку, Протасов схватился за тяжелый, старинный комод. Вовчик ринулся на помощь. Комод упирался и был так тяжел, что его пришлось кантовать.

– Недолго бы, блин, продержались парижские коммунары, если бы сваливали баррикады из современной мебели, – сказал Протасов, когда дело было сделано, комод оказался в проеме. – Вовка, тащи стол. Кашу маслом не испортишь!

– Понял, зема! – кивнув в знак согласия, Волына кинулся выполнять поручение. И тут они почувствовали вибрацию. Сначала еле заметную, едва ощутимую через толстые подошвы ботинок. Нечто вроде того, что бывает, когда вдоль улицы идет трамвай. Однако вскоре пол начал ходить ходуном, так, что края ямы, зияющей на месте кровати, принялись осыпаться внутрь.

– Землетрясение, блин?!

– Если бы, зема! Это та самая тварь, которую я в летней кухне видел, чтобы она сгорела!

Девушка в подземелье пронзительно завизжала:

– О, Господи, это оно!

Одним прыжком очутившись у ямы, Протасов подхватил брошенную веревку: