Читаем Распутье полностью

– Да что там Колчак! Колчак – уже пропетая песня. Может, еще с полгода продержится на нем корона Верховного Правителя. Кто только ту корону потом поднимет?

– Как там генерал Пепеляев? Я ведь одно время у него воевал.

– Работает под демократа, а сам вешает тех, кто против. У него с Колчаком разлад намечается. В некоторых частях бродят эсеровские и большевистские настроения. Как бы и часть чехов на их сторону не склонилась. Пепеляев пытается что-то предпринять. Да там уж, конечно, изменилась обстановка. Ты лучше расскажи, что представляет банда Тарабанова.

– Окопались в Каменке, подходу нет ниоткуда. Четыреста человек отряд, двадцать пулеметов. Сила немалая. Как ее брать, ума не приложу. Пойти на пулеметы, то всех посекут. Да еще в Яковлевке японцы стоят – тут всего километров семьдесят, сам знаешь.

– Хорошо, командир, корми моих ребят, думать будем.

Приехал Пётр Лагутин, обнял Устина, будто и не было размолвки, загудел:

– Вот тебя только здесь и не хватает, почти все собрались в общий котёл. Сказывай, что и как…

Командиры о чем-то долго спорили и совещались. Небольшими группами, а кто и в одиночку, разъезжались люди из лагеря. Скоро он опустел. Осталась малая охрана да командиры. Но скоро приехал начальник штаба Иван Шибалов. Шумно здоровался с друзьями, обнял Устина, хмыкнув, спросил:

– Вот и встретились. Ну а как присяга?

– Изопрела, как рубашка, – ответил Шибалову Устин. – Бога забыли, чёрта тоже, стоит ли думать о присяге? Высшие офицеры забыли ее, что уж о нас говорить. Только вот…

– Всё ещё сомневаешься? Я, браток, тоже, во мне тоже сидит червь сомнения, но у баррикады всего лишь две стороны. Всё это объяснимо: мы просто устали от войн, а времени всё обдумать нет.

– Хочу на землю, чтобы в руках ее пересыпа́ть, а не топтать конскими копытами, дышать ее паром, духом земли дышать. Не могу больше воевать. Не хочу.

– А надо. Кто, как не мы, должны выручить от зверя свой народ. Выручим, а уж там решай сам, как и что. Неволить не будем.

– Но эту землю надо еще отстоять, – вставил Шишканов. – Вот и помоги нам ещё чуток, есаул Бережнов. Тарабанов – поручик, а вы есаул.

– Помогу, хотя бы за то помогу, что вы нам поверили. Обязательно помогу.

– Верим. Без веры в народ нам не жить.

– Я, побратим, может быть, и не поверил бы тебе, если бы не такое дело, – прогудел Лагутин.

Наплыла ночь. Звёзды пристально смотрели на людей, о чем-то тихо переговаривались. Люди и звёзды. Звёзды – величавы, грандиозны, а люди? А люди – песчинки. И вся эта война не больше, как мышиная возня на земле, война песчинок. Кому она нужна? Голодных можно было бы накормить и без Гражданской войны. Но кто их накормит? Сытый голодному не товарищ. Люди и звёзды… Что человек против звезды? Пусть он живет миг, но и в этот миг хочет остаться человеком, умереть человеком. Устин где-то читал, что звезда, может быть, умерла уже тысячи лет назад, а свет ее всё ещё продолжает струиться на землю. Может быть, этого хотят и люди, чтобы после них продолжал струиться свет еще тысячи лет? Может быть…

Шибалов предлагал план. Повернулся к Устину, спросил:

– Ты о чем думаешь? Почему не слушаешь, что я говорю?

– Простите, товарищ командир, задумался.

След и свет на земле. Смешно. Тайга и звезды. Умирают деревья, а тайга в целом остается. Умирают люди, а человечество живо…

Кичиги, или Коромысла, более известные как пояс Ориона, уже поднялись высоко. Предстоит еще один бой. Устин дал себе слово, что это будет последний в его жизни бой. Навоевался, пусть другие столько повоюют. Только вот ради чего воевал? На это Устин ответить не мог.

– Туранов, ты спишь?

– Нет, Устин Степанович, нет. Что-то не спится. Звёзды мешают спать, они здесь такие тихие, такие мирные, что кричать хочется.

Помолчали.

– Слышь-ко, Устин, а ить я того командирчика-то припомнил, он при мне вешал красных.

– Погоди, не Худолеев ли его фамилия?

– Он самый.

– Крикни Шишканова, – попросил Туранова Устин, а когда Шишканов подошел, спросил у него, где Худолеев.

– Убежал. Хотели его наказать за плохое обращение с вами, но убежал.

– Плохое обращение! – хмыкнул Устин. – Да это же вешатель из отряда Тирбаха. Боже мой, как все переплетается!

Шишканов тут же отдал распоряжение перекрыть все тропы, чтобы не дать проскочить к Тарабанову и не испортить намеченный план.

Поскакали кони, заспешили люди в ночь, под звезды, чтобы перехватить какого-то Худолеева. А что же делать?

Пришло росистое тихое утро. К этому времени уже привезли все необходимое для отряда Бережнова. Вооружили, достали погоны. В планы командиров никто не был посвящен. Все радовались, что партизанский отряд пополнился боевыми фронтовиками. И вдруг это тихое утро вздрогнуло от выстрелов, от разрывов гранат. Качнулись туманы, раздались заполошные крики:

– Бережнов предал! На конь! Лови предателей!

– Шибалов, бери конных, и в погоню! – кричал Шишканов.

– Вперед, ребята, вперед! – орал Шибалов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза