Распутье(СИ)

С минуту все молчали. Когда рассказавший печальную историю парень ушёл, хорошее субботнее настроение взяло своё. Карасёв продолжал лежать и нарываться на вопросы. Про него и по всякому другому поводу Паха и вторивший приятелю Коля выстраивали цепочки шуток. Очевидно, Мише надоело быть предметом для сатиры, и он задал серьёзную тему:

- Так что, теперь будем ещё и краевую Думу выбирать?!

- А что, в кандидаты хочешь записаться?

- Тебе, Паха, только бы позубоскалить. Я серьёзно.

- А мне что? Я Богданчика катал на УАЗике и буду катать. Лишь бы машина поменьше ломалась...

- Что ты говоришь? Будем выбирать в краевую Думу и в местные органы власти. В городах теперь будут мэры, - пояснил дядя Ваня.

- Стоило в Москве побоище устраивать... Конституцию приняли, всех повыбирали...

- Нет, ты посмотри! По Москве в наше время с автоматами разъезжали, лупили во все стороны. Столько народу перебили, а им - амнистия...

- Тут бы, ё-моё, соседу морду набил бы за дело, так на полжизни б упрятали...

- Ты ж простой человек. Им всё можно.

- Нет, столько крови пролить! Эти там в Останкино на ЗИЛе ломились. Всё ж снято на плёнку. Доказательство - вот оно. А им хоть бы хны...

- Короче, нам говорят: делай, что хочешь, режь, убивай. Свобода...

- Да что они тебе говорят? Это уголовникам всяким теперь всё можно. Откупятся. Что власть, что бандиты - теперь заодно.

- Конечно, они перед нами подрались друг с другом, а сами все повязаны...

- А тут, ё-моё, по три месяца зарплату в совхозе не дают. А говорят: ты у шефа работаешь, тебе проще получить...

- А чего они их амнистировали? - взялся за вывод дядя Ваня. - Потому что чувствуют: само тоже виноваты. Кто до крови-то довёл? Цены взвинтили,

301

ваучерами этими нам, дуракам, запудрили мозги. Вот народ и отвернулся от них.

- А эти, Иван, лучше, что ли?! - возмутился Карасёв. - Самолётами хотели Москву бомбить! Люди-то при чём?..

- Нужны им люди. Ради власти и войну устроят. Им по фигу мороз...

- Да, смех, сначала охаивали в газетах, по радио, а потом хлоп: не виноваты. Уж что-нибудь одно... или считают нас такими тупыми, что ничего не понимаем?..

- Да, дурдом...

Помолчали.

- А ты вон спроси молодого учителя. Бюджетникам зарплату вовремя платят. У них, наверное, собрание проходило в защиту Ельцина, - сказал Паха.

- Как же, не согласился Коля. - Они, как и мы, тому государству до лампочки...

- Учитель - молодец, зря ты. Сам наказал этого урода. По-нашему, по-деревенски... Ещё и пострадал за то, что за девчонку заступился...

Костя почувствовал прилив краски к лицу и крайнее смущение от неожиданной фразы карася. Он никак не думал, что станет предметом разговора мужиков в бане. До сих пор его конфликт интересовал только деревенских сплетниц Шныряеву и Нюрку Гавриленко. Вдвойне удивился он теперь тому одобрительному тону, с которым говорили сейчас о нём.

- Да там мамаша этой девки - дура. Не могла разобрать, ё-моё, на кого в суд подать, а кому спасибо сказать.

- Не, ты молодец! - прямо обратился к Косте Карасёв. - Мы тогда с мужиками на работе говорили: хоть один нашёлся на всё село, кто этой шушере рожу испортил. Так и надо делать. Жаль, вообще не убил. Никто б не пожалел эту падлу...

- Ну, и посадили б его, - не согласился Паха. - Умный ты чужими руками разбираться.

302

- Да если б он к моей дочке подошёл, я б его удавил. И сейчас гад лазит по деревне с честной рожей, ещё и "здрасте" говорит...

- Ну, ты ж с ним здороваешься?.. Вот и все так. А то б пацаны постарше собрались на накатили бобов, чтоб с деревни сбежал.

- А ты не здороваешься?! - обиделся Карасёв.

- А я его не знаю... Он ведь приезжий.

- Ну, а я с ним работал вместе на ферме.

Мужики стали подыматься. Дядя Ваня встал последним и в дверях, ведущих в отделение для мытья, сказал Косте своим обычным, каким-то слишком серьёзным тоном бывшего руководителя:

- Ничего, парень, с милицией у нас вся страна знакома. Главное, чтоб люди были на твоей стороне...

Как рад был Костя в эту минуту, что в раздевалке он остался один. Если при всём разговоре о Закатилове он только краснел и не знал, куда деть взгляд, то при последних словах уважаемого всеми отставного бригадира у Кости на глазах появились слёзы. Он вытер их раз, два, но они вновь упорно наворачивались, побуждаемые тем потоком мыслей, который нёсся в голове счастливого парня. Костя готов был разрыдаться, и в горле першило так, что перехватывало дыхание. Наконец, улучив секунду какого-то краткого спада эмоций, он бросился прямиком в парную, где в густых, ватных клубах горячей влаги можно было спрятать от посторонних глаза и лицо, и всего себя.