Распутин

Вымотанный, тяжело раздраженный, Александр Федорович пошел в столовую, где его уже ждали для обеда несколько приближенных и друзей его, а также и специально приглашенные им лица, с которыми нужно было после обеда переговорить частно. И когда роскошный обед кончился, - князь Г. Е. Львов уже почил от трудов своих, и Александр Федорович стал во главе правительства и поэтому перебрался совсем в Зимний дворец, где жить было много удобнее, - к нему подошел один из таких приглашенных: это был один из членов Верховной следственной комиссии для расследования преступлений старого правительства: еще совсем молодой юрист, высокий, красивый, похожий на англичанина, один из тех новых сенаторов, которыми новое правительство решило - и вполне основательно освежить Сенат, раньше состоявший исключительно из шлюпиков, совершенно одуревших в своей государственной мудрости.

- Ну что там у вас новенького, Борис Николаевич? - протягивая сенатору папиросы, проговорил Александр Федорович. - Как дела?

- Дела наши принимают довольно неожиданный оборот, Александр Федорович... - сказал тот, закуривая. - Я очень рад, что мне представился сегодня случай побеседовать с вами неофициально на эту тему...

- В чем дело?

- В главных чертах наша комиссия, можно сказать, свое дело закончила, но... - замялся он немного, - но, повторяю, результаты получились несколько неожиданные: никаких преступлений, о которых столько накричали в печати и Думе, не оказывается...

- Не понимаю...

- И мы не совсем понимаем, но это так... Нами рассмотрены уже все важнейшие материалы - переписка, дневники, все, что мы могли только собрать, и - преступлений не оказывается! Был, если хотите, недалекий и странный монарх, истеричная и чрезвычайно суеверная императрица, были глупость, невежество, легкомыслие их окружения, все, что вам угодно, но никакого германофильства, никакой измены, ни тайных радио, ничего не было. Мало того: не было никаких оргий, никакого разврата, о которых кричит улица и сейчас. Более всего обвиняли в этом Вырубову - вот, не угодно ли, медицинский акт, подписанный целым рядом очень почтенных имен, из которого видно, что она - девственница...

- Но позвольте... - поднял брови Александр Федорович. - Она же замужняя женщина...

- И тем не менее вот акт...

- И кроме того, вы говорите о главных героях драмы. А окружение?

- То же самое: много глупости, много невежества, много нечистоплотности, много карьеризма, но состава преступления нет... И даже в жизни самого Распутина против многого можно возразить с точки зрения этической, но с точки зрения криминальной он неуязвим... Таких широких, разгульных натур очень много...

Керенский подумал.

- Дело выглядит довольно скверно... - сказал он наконец. - Говоря деликатно, положение наше довольно дурацкое...

- И даже очень... И единственный выход, который остается правительству и Верховной комиссии, это делать вид, что следствие еще продолжается, и - молчать... Вы скажете: а арестованные? Надо как-нибудь выкручиваться... Отпустим их на поруки, что ли, а когда все эти острые впечатления сгладятся, скажем правду...

На глазах молодого сенатора выступили слезы.

- Вы напрасно так волнуетесь... - заметил Керенский.

- Не я один. Все смущены и потрясены. В конце концов мы мучили и мучаем совершенно невинных людей...

- Революция - не сладкий пирожок...

- Мы утешались этим соображением слишком часто, и вот плоды... Керенский - он был очень вымотан - удержал зевок.

- Ну, завтра мы обсудим все это вместе, а пока... вы хотите кофе? Чрез час все общество разошлось. Керенский, зевая, вошел в огромную, роскошную спальню свою - это была спальня Александра III - и отпустил камердинера. Вспомнилась вдруг беседа с молодым сенатором. В душе поднялась муть. И, нервно потирая лоб, Керенский стал, забыв о сне, ходить по спальне...