«С печальным, подавленным чувством сажусь писать, – 18 февраля записала в своем дневнике Александра Богданович:
«Более позорного времени не приходилось переживать. Управляет теперь Россией не царь, а проходимец Распутин, который громогласно заявляет, что не царица в нем нуждается, а больше он, Николай. Это ли не ужас! И тут же показывает письмо к нему, Распутину, царицы, в котором она пишет, что только тогда успокаивается, когда прислонится к его плечу. Это ли не позор!
В данное время всякое уважение к царю пропало. А тут царица заверяет, что только молитвами Распутина здоровы и живы царь и наследник, а сам Распутин решается громогласно говорить, что он нужен больше Николаю (т. е. царю), чем царице. Эта фраза может свести с ума. Какое нахальство!»21
Макаров и Коковцов начали думать, что делать. Сначала Макаров предложил просто скрыть письма, чтобы они точно не попали в чужие руки, но Коковцов отверг это предложение, поскольку в таком случае их можно было обвинить в неблаговидном заговоре. Тогда Макаров высказал другую идею: показать письма императору. Но премьер-министру и это не понравилось: император оказался бы в очень сложном положении, ему пришлось бы рассказать обо всем императрице, и это могло бы повредить Макарову. Коковцов посоветовал Макарову попросить аудиенции у императрицы, собственноручно передать ей письма и рассказать, как они попали к нему. Макаров пообещал так и поступить.
Но слова своего он не сдержал. В мемуарах Коковцов пишет, что на следующей встрече с царем Макаров рассказал ему историю писем и передал их ему в конверте. Николай, пребывавший в хорошем настроении, побледнел и нервно достал письма из конверта. Увидев почерк императрицы, он произнес: «Да, это не поддельное письмо», и раздраженно кинул письмо в ящик стола. Слова царя окончательно устранили все сомнения в подлинности писем, остававшихся у Коковцова и Макарова. Хотя полученное Николаем письмо могло быть написано Александрой, как об этом в мемуарах пишет Коковцов (и, как один из немногих по-настоящему честных людей в этой истории, он, по-видимому, говорил правду), мы не знаем точно, было ли это письмо тем самым, что Илиодор передал Бадмаеву и которое начало циркулировать по всей стране, так как оригинала более никто не видел. «Копия» Илиодора – это все, что у нас есть. А, учитывая его репутацию, подлинность такого документа весьма сомнительна. Насколько копия Илиодора могла отличаться от оригинала? Ответа на этот вопрос никто и никогда не даст22
.Еще более осложняют ситуацию мемуары председателя Думы Михаила Родзянко. Он писал, что Илиодор получил письмо Александры от Распутина не в Покровском, а во время конфликта в резиденции Гермогена, 16 декабря 1911 года. Письмо вместе с письмами великих княгинь попало в руки Родионова, который затем передал документы Родзянко в начале 1912 года, когда тот собирал материалы против Распутина. Родзянко утверждает, что, когда он сообщил вдовствующей императрице о том, что в его распоряжении оказалось подлинное письмо Александры, она попросила уничтожить его. «Да, ваше величество, я его уничтожу», – сказал он, но не сдержал слова и сохранил письмо. В мемуарах, написанных уже за границей в начале 20-х годов, Родзянко утверждает, что письмо Александры все еще находится у него. И он делает весьма интересное замечание относительно этого письма: «Я вскоре узнал, что копии этого письма в извращенном виде ходят по рукам»23
. Что из этого правда, а что нет, мы сказать не можем. То ли Макаров неверно рассказал Коковцову о своей встрече с царем, то ли Коковцов ошибся, вспоминая эти события, то ли Родзянко солгал в воспоминаниях, утверждая, что письмо Александры все еще у него. Как бы то ни было, мы не можем с уверенностью утверждать, действительно ли приведенное выше письмо было написано Александрой или это одна из фальшивых копий, которые передавались из рук в руки в русском обществе.