Распутин. Вера, власть и закат Романовых

Пока Алексей поправлялся в Спале, газета «Русское слово» сообщала, что Распутину являются странные, мистические сны, которые сильно интересуют влиятельные столичные круги. Однажды ему приснилась величавая женщина, символ России, «над головой которой носился пылающий меч. Женщина схватила меч и мирно вложила его в ножны». Пошли разговоры о том, что Распутин вскоре покинет Сибирь и «опять выступит на сцену»¹.

Сон (скорее всего, плод воображения неуемного петербургского репортера) отражал напряженность, возникшую на Балканах и угрожавшую втягиванием России в войну. Весной 1912 года Болгария, Сербия, Греция и Черногория заключили союз при поддержке России. В договоре имелся секретный пункт, в соответствии с которым страны-участницы соглашались совместно выступить против Турции, если возникнут угрозы существующему положению дел в регионе. После восстания против турок в Албании, после чего в стране начались кровавые репрессии, Черногория 8 октября 1912 года (по новому стилю) объявила войну Оттоманской империи. Через несколько дней к войне с Турцией присоединились остальные страны-участницы. Так началась Первая балканская война, которая продлилась до мая 1913 года. Балканские союзники вытеснили турецкую армию с полуострова, и к началу ноября казалось, что победа над турками уже одержана.

Россию захлестнул воинственный угар. На улицы выходили целые толпы, требующие войны в защиту братских славянских народов против нечестивых турок. Звучали призывы вернуть христианский крест на Айя-Софию в Константинополе. Другие требовали защитить интересы России на Балканах от Германии и Австрии. И громче всех звучали призывы председателя Думы Михаила Родзянко.

Распутин же мечтал о мире. Той осенью он громче всех выступал против военной истерии. Репортеру «Петербургской газеты» 26 октября 1913 года он заявил следующее:

«Что нам показали наши “братушки”, о которых писатели так кричали, коих защищали, значит… Мы увидели дела братушек и теперь поняли… Все… Да… А что касаемо разных там союзов, – то ведь союзы хороши, пока войны нет, а коль она разгорелась бы, где бы они были? Еще неведомо…

Ведь вот, родной, ты-то, к примеру сказать, пойми! Была война там, на Балканах этих. Ну и стали тут писатели в газетах, значит, кричать: быть войне, быть войне! И нам, значит, воевать надо… И призывали к войне и разжигали огонь… А вот я спросил бы их, спросил бы писателей: “Господа! Ну, для чего вы это делаете? Ну, нешто это хорошо? Надо укрощать страсти, будь то раздор какой, аль целая война, а не разжигать злобу и вражду”»²

.

Той же газете в декабре, когда его спросили, следует ли России вступать в войну, он ответил так: «Господи, сохрани и помилуй нас от этого. Дай Боже, чтобы Русь избежала этой напасти. Всякая война, даже удачная, гибельна для дела любви и мира, для благодати Божией. Дай Бог, чтобы Россия, да и все прочие государства сумели обойти войну. На этот предмет должны направиться думы наши»². В январе 1913 года Распутин сказал репортеру газеты «Дым Отечества» следующее: