Распутин. Вера, власть и закат Романовых

Они беседовали о крестьянстве, об иностранцах и их влиянии на Россию, о русской душе, о православии. Незнакомец произвел глубокое впечатление на Разумовского. Он говорил о превосходстве русского «духа»: «Самый плохой человек у нас, а лучше духом, чем иностранец. У них машина. Вот они чувствуют это и сами идут к нам за духом. Одной машиной не проживешь. Кажется, все хорошо кругом, а в самом человеке у них ничего. Вот что главное». Распутин говорил о важности мира и о том, что Россия не должна ввязываться в войну на Балканах. Он объяснил, что не является сектантом, но осуждает духовенство за «нерадивость и малую красоту в церковном обиходе». Распутин говорил, что слишком многие стараются противостоять злу, но на самом деле нужно всего лишь не противиться добру, а сделать это гораздо труднее: «Я же не говорю: не противься злому, а говорю: не противься добру. Тягость и суета нашей жизни состоит в том, что мы противимся добру и не хотим его признавать. А ты оставь злое совсем в стороне, пусти его мимо, а укрепись около самого себя, и когда сам окрепнешь, тогда осмотрись и помоги совершенствоваться другим. Не настаивай на совершенстве, но помоги – каждый хочет быть чище, радостнее; вот ты ему и помоги». Распутин сказал, что о нем говорят много дурного, но все это неправда. И он не обращает на это внимания, потому что ничего сделать не может. «Слепые света видеть не могут, и Царствие Божие открывается только тем, кто подходит друг к другу как дети. Другой заповеди я не имею и не ношу».

И в завершение разговора он сказал: «А чтобы тебе было ясно, кто я, я скажу: я – Распутин».

Разумовский был потрясен. Перед ним сидел человек, о котором написаны такие ужасные вещи, вокруг которого ходит столько слухов! Невероятно! Рядом с ним сидел человек спокойный, искренний, бесхитростный, с «почти детской улыбкой». И репортеру стало ясно, что отношение к Распутину никак не связано с самим этим человеком, но только со временем: «Этот человек слишком несложен и ясен для того, чтобы приписывать ему игру; он прост и скромен для того, чтобы видеть в нем героя. Он даже не загадка для наших дней, а просто жертва пошлости того жалкого века, когда нет ни героев, ни праведников, а осталась одна червоточина, и когда лошадям, их предкам, их настроению и потомству отводится в миллион раз больше внимания, чем человеческой душе, никому уже не нужной, никого не интересующей и превращаемой в машину».

Разумовский увидел в этом человеке нечто удивительное и замечательное:

«Пожалуй, он единственный, кто верно говорил о том, что восприимчивая и мягкая русская душа, легко увлекающийся и артистический русский дух и мощная и уникальная русская культура, столь далекая от узких практических реалий жизни, открывают новые горизонты жизни, обладают неотразимой притягательностью, и любые попытки других наций поработить нас по самой своей природе ведут к обратному: к нашей духовной победе над ними»¹.

Еженедельник «Дым Отечества» был сугубо националистическим изданием. С 1912 года эту газету выпускал Александр Гарязин, предприниматель, публицист и основатель Русского национального клуба и Русского национального союза. Он не был черносотенцем, как Илиодор, но все же утверждал, что русские – это первый и главный народ империи. «Только при торжестве русского самосознания и при главенстве русского народа на имперской территории и на всех ступенях государственной власти возможен спокойный прогресс для сотен народностей, вкрапленных в русскую», – заявлял Гарязин. Он был одним из немногих в России, готовых открыто принять Распутина и публично выступить против его врагов, таких как архиерей Иоанн Восторгов. Гарязин категорически отказывался идти в одном ряду с другими монархистами²

. Действительно ли Разумовский случайно встретился с Распутиным в поезде? Действительно ли у них состоялся такой разговор? Это неизвестно, но и не важно, поскольку самое главное заключалось в том, что влиятельные люди уже готовы были публично поддержать Распутина.

Статья в еженедельнике стала превентивным ударом по врагам Распутина. Говорили, что представители левых партий в Думе снова хотят поднять вопрос о нем. Распутин почувствовал это и отправил раздраженную записку Ольге Лохтиной, обвиняя во всем Илиодора и его царицынских союзников. О планах Думы узнал и Николай. Он приказал министру внутренних дел Маклакову немедленно прекратить подобные действия, а тот передал приказ царя Родзянко, который дал слово, что имя Распутина не упоминалось в Думе, а если кто-нибудь утверждает обратное, то он просто лжет³.