Власть фаворита воспринималась как единство противоположностей: все или ничего. Столь же противоречивой была и его натура. Царский фаворит по определению двуличен – царственным покровителям он показывает фальшивую, тщательно поддерживаемую мину, а истинную, злонамеренную и хитрую его натуру видит окружающий мир. То же самое можно сказать и о Распутине. «Царской семье он обернул свое лицо “старца”, глядя в которое, Царице кажется, что дух Божий почивает на святом человеке, – писал Шульгин. – А России он повернул свою развратную рожу, пьяную и похотливую, рожу лешего-сатира из тобольской тайги. […] Так этот посланец смерти встал между троном и Россией… Он убивает, потому что он двуликий»13
. Илиодор тоже заметил эту двойственность Распутина, назвав свою книгу о нем «Святой черт». Но этот прочно укоренившийся в общественном воображении образ возник не у него. В 1910 году газета «Речь» опубликовала слова женщины, которая якобы полгода жила в доме Распутина. «Теперь я не знаю, кто он такой, – говорила она, – святой или величайший в мире грешник»14. Гурко писал, что в душе Распутина борются две противоположности: одна стремится в монастырь, а другая готова сжечь деревню. Коковцов говорил, что Распутин мог перекреститься и тут же удавить своего соседа с улыбкой на лице15.Как всегда это делали противники и защитники Распутина, Коковцов и Гурко слишком далеко заходят в своих обобщениях. Распутин никогда не стал бы жечь деревню или душить ближнего своего. Сколь бы ни был популярен дьявольский образ Распутина, поддерживать его было трудно. Даже Илиодору тяжело было поддерживать им же самим созданный миф о Распутине. В своей книге он вынужден был признать, что Распутин – всего лишь «обычный рябой крестьянин»16
. О том же (кроме оспин) говорила и Матрена: «Он как был простым мужиком от рождения, таким и остался до самой смерти»17.Хотя образ Распутина – поджигателя и душителя кажется чрезмерным, вопрос о его искренности более сложен. Искренен ли он был в своей вере? Обладал ли истинными духовными талантами? Или это была всего лишь игра и часть сознательной стратегии? Даже если образ, который он демонстрировал царской семье, был совсем не тем, какой он показывал остальной России, означает ли это, что один из них истинный, а другой ложный? Отвечая на этот вопрос, современники Распутина расходятся. У его последователей, конечно же, нет никаких сомнений, но мнения большинства русских расходятся. Белецкий выразил мнение большинства, когда называл Распутина «скрытным, подозрительным и неискренним», движимым только личными интересами, а не какими-то большими идеями или ценностями18
. Лишь немногие были готовы согласиться с оценкой Распутина, данной французским послом Морисом Палеологом: «Я не сомневаюсь в его полной искренности. Он не обладал бы таким обаянием, если бы не был лично убежден в своих исключительных способностях. Его вера в собственное мистическое могущество является главным фактором его влияния»19.Несомненно, Палеолог гораздо ближе к истине, чем Белецкий. Но это не означает, что Распутин не был порой скрытным и подозрительным, особенно при общении с таким человеком, как Белецкий. В 1915 году у Распутина было немало причин не доверять полиции и министерству внутренних дел: он знал о том, что службы безопасности стараются его уничтожить, а не защитить, и это осознание стало основной причиной, по которой Распутин в последние годы жизни начал более активно участвовать в выборе государственных министров – и церковных чиновников. Враги его росли и множились, росло и их стремление сокрушить его. И Распутину приходилось искать союзников в высших эшелонах власти. И это трагический парадокс. Враги Распутина сами толкали его на место царского фаворита, играя ту самую тайную роль, в которой его же и обвиняли. И в то же время усилия врагов усиливали связь между Распутиным и царской четой.