Распутин. Вера, власть и закат Романовых

Распутиниана была настолько востребована, что издатели, гонящиеся за быстрым рублем, буквально наводнили рынок подобными материалами²⁶. Со временем русским это надоело. Один журналист записал такой разговор с солдатом в петербургском трамвае:

– Нравится тебе то, о чем сейчас пишут? – спросил я.

– Конечно, нравится. Сейчас они пишут о народе. О свободе. Мне только не нравится, как они пишут об этом Распутине. О том, что он делал при императорском дворе. Это бесполезно.

– Правда?

– А в чем смысл? Все разговоры сейчас о республике. Кажется, можно взять газету, прочитать, как это работает в других местах, в других странах, ну, знаешь, об иностранцах, поучиться у них. А тут какую бы газету ни взял, везде только про Гришку. Хватит уже его!²⁷

74. После убийства

Временное правительство не собиралось наказывать убийц Распутина, и падение монархии сделало Юсупова свободным человеком. Пресса освещала его возвращение в Петроград 25 марта 1917 года. Через два дня он дал интервью «Новому времени». Он рассказал о том, как Распутин и доктор Бадмаев давали царю особые восточные средства, которые превратили его в бесполезного идиота, покорного чужой воле. А императрица долгое время страдала «манией величия», считала себя второй Екатериной Великой, присланной из Германии, чтобы спасти Россию. Вырубова, Распутин и Протопопов поддерживали этот самообман. Придворная клика вела страну к гибели, и выхода не было. Юсупов постарался сделать так, чтобы все поверили в то, что он подверг себя огромной опасности, причем добровольно. Он рассказал журналисту, что, вернувшись к себе после убийства, увидел таинственную женщину в черном, которая предупредила его, что двадцать сторонников Распутина уже сговариваются убить его¹.

Теперь Юсупов превратился в убийцу Распутина. Его жизнь приобрела смысл. Он начал устраивать ужины в знаменитом подвале, где сохранилась та же обстановка, что и в ночь убийства. Он с удовольствием рассказывал мрачную историю юным девушкам и наблюдал, как они дрожат, когда он показывал им белую медвежью шкуру, некогда запятнанную кровью Распутина. На одном из таких вечеров присутствовала сестра Дмитрия, великая княгиня Мария Павловна. Она тщательно осмотрела шкуру, но не обнаружила на ней ни пятнышка крови²

.

Весной Юсупов навестил в Москве Эллу и рассказал ей обо всем лично. «Убийство Распутина – не преступление, – сказала будущая святая Русской православной церкви. – Ты уничтожил воплощение зла»³. Слова эти Феликсу понравились, и угрызения совести его более не терзали. Когда дантист Сергей Кострицкий, отправившийся в Тобольск лечить царскую семью, спросил его, чувствовал ли он какую-то вину за то, что отнял жизнь у другого человека, Феликс с улыбкой ответил: «Никогда. Я убил собаку». Кострицкий испытал отвращение – не только от его слов, но и от того холодного, циничного тона, каким Юсупов их произнес⁴. «Я никогда не испытывал ни малейших угрызений совести, – беззаботно признавался Феликс в своих мемуарах. – Мысль о Распутине никогда не тревожила мой сон»⁵.