Читаем Рассказ дочери. 18 лет я была узницей своего отца полностью

Никто никогда не интересовался тем, что я думаю. Взволнованная мыслью о такой перемене в моем монотонном существовании, я энергично киваю.

И тигры на этом ковре действительно двигались перед моими глазами. Теперь же мне не терпится переместить сам ковер.

Мы беремся за него, каждая со своей стороны. Он невероятно тяжел, и мы никак не можем сдвинуть его по полу, потому что он цепляется за нижний ковер – широкий, от стены до стены. Пытаясь скатать его, мать несколько раз валится с ног. Я сдерживаю смех: отец, как обычно, сидящий в столовой, не должен нас услышать. Но потом мы обе поддаемся приступу истерического смеха.

Я уверена: мать, как и я, сейчас думает об одном случае с актером Морисом Шевалье и клоунессой Мистенгет – эту историю рассказывает нам отец, когда хочет проиллюстрировать опасности контактов между мужчиной и женщиной. Шевалье и Мистенгет показывали вместе эстрадный номер. Они оба появлялись из большого ковра, который помощники раскатывали на сцене. Однажды, когда ковер развернулся слишком быстро, перед ошеломленными зрителями предстали… актеры, слившиеся в страстном поцелуе.

– И подумать только, у каждого из них были в то время другие отношения! – всегда укоризненно завершает свой рассказ отец.

Нам требуется очень много времени, чтобы дотащить ковер хотя бы до лестницы. Здесь проблема усугубляется: мы плохо представляем, как снести его вниз хотя бы по первому пролету, и еще хуже – как развернуть на середине лестничной площадки, чтобы спустить на второй пролет.

– Давай перевалим его через перила, – шепчет мать.

Мы с трудом переваливаем ковер через перила, и – плюх! – вот он уже лежит этажом ниже, балансируя на ограждении и грозя продолжить свое падение. Мы на цыпочках спешим вниз, едва успевая подхватить его, прежде чем он свалится на нижний этаж.

И тут мы чудом избегаем катастрофы: ковер едва не опрокидывает бронзовую статую, стоящую на почетном месте у подножия лестницы. Эта статуя – отцовский талисман: Афина, держащая в левой руке сферу знания. Я была удостоена нескольких сеансов поучений на тему этой статуи. Почему именно сфера? Это символическая форма, олицетворяющая знание, мир идей, каким его определял Платон, но, кроме того, еще и идеальная геометрическая форма, содержащая бессчетное число треугольников, а также «магический квадрат мудрецов».

Отец считает, что все на свете символично, и приписывает экстраординарную ценность простейшим геометрическим формам, таким как треугольники и квадраты. Он утверждает, что они несут в себе крохотную часть первозданной энергии творения. Понимание этих форм и уважение к ним – первый шаг к умению задавать энергиям вращение в верном направлении, а следовательно, и к шансу получить доступ к оккультной философии. Отец не дает никаких объяснений по поводу магического квадрата мудрецов, а я не осмеливаюсь спросить. И представляю сборище великих Посвященных, сидящих так, что их ряды образуют квадрат, и обсуждающих Вселенную и ее энергии.

Отец считает, что все на свете символично, и приписывает экстраординарную ценность простейшим геометрическим формам, таким как треугольники и квадраты.

В конце концов мы с матерью укладываем ковер на первом этаже и торопливо возвращаемся наверх, чтобы позаниматься в оставшееся недолгое время. Спускаясь вниз под конец дня, мы проходим мимо ковра и соглашаемся: здесь он смотрится намного лучше. И все равно с опаской ждем, как отреагирует отец, когда увидит его по дороге в спальню.

Наконец наступает время вечернего шествия. Мы поднимаемся по лестнице гуськом, мать возглавляет процессию, чтобы смягчить падение, если отец споткнется и упадет вперед, а я в арьергарде – на случай, если он опрокинется назад. Ковер с тиграми лежит, купаясь в свете ламп, прямо посередине площадки первого этажа. Отец проходит по нему и входит в спальню, не говоря ни слова. Мы обмениваемся встревоженными взглядами за его спиной. Во время вечернего ритуала по-прежнему не следует никакой реакции. Мы выходим в коридор, слегка ошарашенные, и идем спать. Уж завтра-то он все нам выскажет.

После утреннего ритуала на следующий день мы идем за отцом по лестничной площадке, обе в напряжении. Возбуждение предыдущего дня поутихло. Мы проходим по ковру друг за другом и достигаем лестницы. По-прежнему никаких комментариев. Спускаемся вниз в предписанном порядке: я впереди, мать позади. Ничего. Ни слова.

Так проходит неделя. День за днем мы ждем от отца выговора. Но ничего подобного не случается. Однажды вечером, когда мы направляемся наверх, мать не выдерживает. То ли чтобы положить конец ставшему невыносимым тревожному ожиданию, то ли потому что у нее не хватает духу скрыть от него даже сущую мелочь.

– Мсье Дидье, – нерешительно начинает она. – Вы сейчас увидите, мы перенесли ковер на первый этаж…

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее