Читаем Рассказ дочери. 18 лет я была узницей своего отца полностью

Когда Лиза приходит к нему, он буквально вытирает об нее ноги. Но она догадывается об ужасном страдании, которое кроется под его ненавистническим поведением, и предлагает себя ему. На миг он обезоружен ее великодушием, жалеет, что не может поверить в него. Но его внутренние демоны вскоре одерживают верх. Она прощает его, но спасается бегством.

Я гадаю: может, отец тоже прячет открытую рану под своей внешней жесткостью? Может ли быть так, что все, что он делает, на самом деле результат какого-то его тайного страдания.

Я настолько потрясена этой историей, что перечитываю ее снова и снова, по-прежнему тайно и по-прежнему урывками. Со временем я прихожу к пониманию, что этот герой, который так трогает меня, напоминает мне отца. У них общая склонность отвергать других людей, мир и его условности; у них общая лихорадочная убежденность, резкость и любовь к разглагольствованиям…

Я гадаю: может, отец тоже прячет открытую рану под своей внешней жесткостью? Может ли быть так, что все, что он говорит, думает, делает, что весь этот мир, в котором он держит нас заключенными, на самом деле результат какого-то его тайного страдания и вовсе не связан ни с каким высшим пониманием?

С каждым новым прочтением я проникаюсь суровыми уроками этой книги. «Не жди от него ничего, – кажется, говорит она мне. – Даже если он когда-нибудь осознает собственную глупость, он опасен, и искупление для него невозможно. Беги!»

Пирамида

Я сижу, безмолвная и неподвижная, полностью сосредоточенная на вилке, лежащей передо мной на столе в столовой. Мать сидит напротив, выполняя то же упражнение. Отец, сидя во главе стола, басом дает распоряжения:

– Сосредоточьтесь на металле. Физически проникните в него. Овладейте им физически. Теперь заставьте его двигаться. Толкните его.

Я напряжена, как натянутый лук, не могу даже дышать. Пожалуйста, сдвинься, металл, пожалуйста! Глядя на эту вилку, я чувствую, как у меня начинают косить глаза. Я вижу две, три вилки; иногда вижу даже, как она скользит. Но она не шелохнется, она не делает того, чего хочет отец.

Я слышу дыхание матери, спокойное и размеренное, в то время как я пребываю на грани удушья. Я боюсь неудачи. Отец в упор смотрит на меня; такое ощущение, будто он проникает прямо в мой мозг, внутрь моей головы.

Внезапно я вижу, как вилка меняет форму. Я сделала это! Тогда я ослабляю фокус глаз и приглядываюсь внимательнее. Теперь вилка выглядит точно так же, как и всегда. Как и вилка матери. Я разочарована.

Отец говорит, что вначале вилка будет лишь чуть вздрагивать. Что этого следует ожидать, потому что я пока не умею удерживать свой разум под контролем. На самом деле металл действительно шевельнулся, совсем капельку, говорит он, но мой разум слишком неопытен, чтобы заметить это, и потому продолжает концентрироваться на той же точке. Именно это несоответствие заставляет вилку дрожать. На следующем этапе, когда я научусь стабилизировать свою «хватку», я буду сдвигать всю вилку целиком. Самое трудное – «достичь первого движения». Стоит только им овладеть, как остальное придет само.

Еще один вариант этого упражнения – заставить двигаться стрелки на часах, которые уже много лет не работают. Мать считает, что эта игра отлично ей удается. Она триумфально показывает нам стрелку своих часов, которая передвинулась с 10.00 на 10.01. Это очень маленькие часики, и их стрелки довольно трудно разглядеть, но я почти уверена, что она права. Как и в случае с вилкой, стрелки пляшут перед моими напряженными глазами, и мне порой кажется, будто я добилась успеха, заставив двигаться и свою.

Временами я даже думаю, что заставила ее сдвинуться назад! Наверное, я столько тренировалась, что мои психические силы успешно научились контролировать плотную материю. Или, может быть, я так долго смотрела на эти крохотные стрелки, что мои глаза начинают видеть то, чего нет. Не знаю. Но отец, несмотря на ухудшающееся зрение, не испытывает сомнений. Он исследует наши часы и одобрительно кивает. Меня затопляет волна облегчения. Я не вполне понимаю, но, видя, как он доволен…

Я наслаждаюсь этими упражнениями на психическую концентрацию. Они длятся час и требуют абсолютно спокойной атмосферы. Я могу быть уверена, что в эти шестьдесят минут не услышу ни одного вопля. И определенно предпочитаю их упражнениям с гвоздем, которые были моими первыми тренировками по овладению твердой материей.

Однажды отец вручил мне толстую деревянную планку, в которую мать одним ударом молотка частично загнала гвоздь. Упражнение состояло в том, чтобы каждый день загонять гвоздь глубже, стуча по нему раскрытой ладонью. Спустя несколько месяцев это действительно случилось – ценой большой раны посередине моей ладони. Признаюсь, смысла в этом упражнении я не видела.

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее