Читаем Рассказ дочери. 18 лет я была узницей своего отца полностью

Эта угроза порождает лихорадочную деятельность в моем сознании. Хотя я порой представляю, как счастливо и свободно живу без родителей, меня охватывает ужас при мысли, что мой отец умирает и покидает меня одну в этом свирепом мире. Как бы там ни было, мне непонятно, как я могла бы солгать или в чем, учитывая, как пристально за мной следят. Но мать так достает меня всепоглощающей важностью полной честности, что со временем на заднем плане моего разума появляется дьявольская мысль: что, если бы я попробовала чуть-чуть солгать, самую малость, просто чтобы проверить, что будет?

Должна сказать, что со времени инцидента с тигровым ковром у меня появились некоторые подозрения. Если отец знает все и видит все, то как же он целую неделю ходил по тигровому ковру утром и вечером, не замечая, что мы его перенесли? Как получилось, что он не узнал, что мы чуть не разбили его святая святых – бронзовую Афину?

Мать так достает меня всепоглощающей важностью полной честности, что со временем на заднем плане моего разума появляется дьявольская мысль: что, если бы я попробовала чуть-чуть солгать, самую малость, просто чтобы проверить, что будет?

После долгих колебаний я пробую одну очень незначительную ложь, связанную с второстепенным «правилом», касающимся туалетной бумаги. Когда я иду в туалет по малой нужде, мне позволено использовать только один квадратик. Уже само это – пожалованная мне «привилегия», потому что в прошлом женщины вообще не пользовались никакой бумагой.

– Ты ведь не используешь больше, чем тебе позволено, верно? – часто спрашивает меня мать. – Клянешься, что нет?

Итак, однажды я решаю воспользоваться двумя квадратиками туалетной бумаги.

Все идет прекрасно вплоть до отбоя – а потом, ночью, меня преследуют кошмары. Я вижу расстрельную команду, но у стены стою не я, а Линда или Бибиш – они должны заплатить за мои преступления. Или когда я иду будить отца, нахожу его мертвым. Значит, все то, что он говорил, – правда! Я встревоженно гадаю, как можно его воскресить. Я в панике, что он захочет возродиться во мне, изгнав меня из собственного тела и завладев им. Наконец, рывком просыпаюсь от ужаса, потому что во сне, когда я открываю рот, чтобы что-то сказать, из него слышится отцовский голос.

Когда я на следующее утро иду стучаться к нему, меня наполняет страх. Наконец, слышу его «Войди». Значит, он не умер. Он даже не болен. Не знаю, что я испытываю – облегчение или разочарование. В следующие несколько дней я придумываю другие маленькие неправды: слегка меняю маршрут своей ранней утренней прогулки, но утверждаю, что повиновалась инструкциям; вношу небольшие изменения в свои упражнения по сольфеджио или, проходя мимо статуи Афины, шиплю ей: «Ненавижу тебя» или «Ты уродка», хоть мне и полагается ее почитать.

Несмотря на все эти мелкие проступки и большие оскорбления, угроза о неминуемой смерти отца так и не исполняется. Преступная мысль постепенно пробирается в мою голову: а что, если отец на самом деле не является сверхчеловеком с даром великих сил? Возможно ли, что все, что он говорит, – просто вздор?

Эта мысль одновременно приводит в ужас и пьянит меня. И все равно я гадаю, не следят ли находящиеся где-то там, во Вселенной, Существа Света за всеми моими прегрешениями. Я спрашиваю себя, не разорвет ли однажды моя собственная ложь меня на части – как Равальяка, который в данном случае полностью заслуживает своей пытки.

Преступная мысль постепенно пробирается в мою голову: а что, если отец на самом деле не является сверхчеловеком с даром великих сил? Возможно ли, что все, что он говорит, – просто вздор?

Серый жилет

В фирменном пакете «Ла редут» приходит для меня новая пара черных туфель на маленьком трехсантиметровом каблучке; я буду носить их весь следующий год. Я примеряю их. Они мне жмут. Мать сделала заказ по каталогу, не измерив мою стопу, просто выбрав следующий размер по сравнению с предыдущей парой.

Не знаю, может, я росла быстрее, чем мне полагалось, но эти туфли причиняют мне сильную боль. Когда я говорю об этом, мать отвечает: «Это вопрос силы воли». Отец рассказывает мне о китайцах, высокоразвитых существах, которые туго перевязывали себе ступни, чтобы те оставались маленькими. Я должна понять, как мне повезло, и перестать жаловаться.

Оформлять для меня специальный заказ – немыслимо. Прежнюю пару, которая разваливается, я больше носить не могу. В их подошвах так много дыр, что с недавних пор мне пришлось подкладывать внутрь листья, чтобы ноги не слишком промокали.

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее