Рассказ дочери. 18 лет я была узницей своего отца

Мое сознание часто возвращается к тайнам, скрытым в двух сейфах в отцовском кабинете. Я чувствую, что в них находится ключ от моей жизни. Иногда я гадаю, что сделала бы, если бы смогла получить доступ к этим документам. Мне пришлось бы забрать их, тут же сбежать и направиться прямо в полицейский участок. Но как отсюда выбраться? На окнах решетки, входная дверь всегда заперта, и, несмотря на все усилия, я никак не могу выяснить, где прячут ключ от нее. Чем больше я об этом думаю, тем меньше у меня остается надежды.

Перед Рождеством я обещаю себе, что передам весточку через почтальона или местных пожарных, когда те придут за своими ежегодными чаевыми. Не знаю почему, но родители предпочитают не показываться им на глаза и вручают мне конверт с деньгами, которые я передаю через маленькое окошко в столовой. В тот час, когда меня оставляют одну, чтобы делать домашнее задание, я пытаюсь составить записку. На ум приходят с десяток вариантов, каждый из которых начинается словами «Расскажите полиции…». Но что писать дальше? Меня ведь не морят голодом, не приковывают цепями, не бьют… Кто мне поверит?

По ночам я говорю себе, что мои настоящие родители далеко. Им пришлось доверить меня этой паре богачей, которые теперь отказываются отдавать меня обратно.

После уроков я спускаюсь вниз, обескураженная своей беспомощностью. На нижнем этаже вижу со спины отца, сидящего в столовой. Желудок словно сжимает твердый кулак, как бывает всегда, когда я стою на этой площадке. Я знаю, что должна очень тщательно следить за скоростью своих шагов и громкостью издаваемого мной шума. Если отец дремлет, и я, подходя, разбужу его, он обвинит меня, что я к нему «подкрадываюсь». Я нарочно заставляю поскрипывать каждую ступеньку. Если есть хоть малейшие сомнения, безмолвно возвращаюсь на пару шагов назад и снова спускаюсь, всем весом налегая на каждую ступень, чтобы она издавала как можно больше шума.

Оказавшись в столовой, я должна сесть с опущенной головой, не заговаривая и не шевеля ни единой мышцей, пока к столу не выйдет мать. Присутствие отца вызывает во мне неуютную смесь страха и отвращения. Краем глаза я вижу его, развалившегося в кресле, со сгорбленной спиной, в чудовищном изношенном жилете, который воняет застарелым потом и гнилью. Я бросаю беспомощный взгляд на окно, выходящее на улицу, и сквозь тюль мне удается разобрать машины и грузовики, идущие в обе стороны по шумному шоссе к Сент-Омеру. Однажды я слышала, как мать сказала, что они направляются в Англию. О, если бы я только могла тайком уехать на одном из этих грузовиков!

Оказавшись в столовой, я должна сесть с опущенной головой, не заговаривая и не шевеля ни единой мышцей, пока к столу не выйдет мать. Присутствие отца вызывает во мне неуютную смесь страха и отвращения.

У меня есть один повторяющийся страшный сон: я просыпаюсь и обнаруживаю, что моя комната необыкновенно ярко освещена, дом весь затоплен солнечным светом, и осознаю`, что давно проспала наше обычное время подъема. Странно, что родители позволили мне так заспаться. Я иду и стучусь в спальню к матери; там никого нет. Как и в спальне отца. Я спешу в столовую; она пуста. Это что же, я вчера пропустила мимо ушей какие-то распоряжения? Поднимаюсь в классную комнату, расстроенная тем, что на мне нет наручных часов. Открываю дверь… и вижу родителей, лежащих под большим столом у доски. Наклоняюсь ближе: они явно мертвы. Голова идет кругом.

«Я убила их», – думаю я. Должно быть, я встала ночью и убила их, как в тех историях о лунатиках, которые с упоением рассказывает отец. Вот так, все кончено. Я чувствую невероятное облегчение. Но потом меня настигает чувство вины. Я в ужасе. Я совершила немыслимое. Как я с этим справлюсь?

Я не ощущаю ни малейшей скорби по родителям. Только одна мысль: я попаду в тюрьму за их убийство. Даже в смерти они не выпускают меня из своей хватки.

Я не ощущаю ни малейшей скорби по родителям. Только одна мысль: я попаду в тюрьму за их убийство. Даже в смерти они не выпускают меня из своей хватки.

Бежать? Но куда? Оставить их здесь, прикрыть дверь и продолжать жить в этом доме, словно ничего не случилось?

Я просыпаюсь в поту, с глухо колотящимся сердцем, лихорадочно гадая, не сбылся ли уже мой кошмар, не получилось ли так, что я – в момент забытья – убила своих родителей.

Хрустальный шар