Рассказчик: Жизнь Артура Конан Дойла

Много лет спустя леди Конан Дойл удивлялась тому, как быстро ее муж написал и сам поставил новую пьесу: от чистого листа до готового спектакля прошло чуть больше трех недель. "Такая скорость — это, бесспорно, рекорд", — полагала она. Но если и рекорд, то вызванный необходимостью: надо было возместить крупные потери. Сюжет он взял из рассказа "Пестрая лента" — одного из ранних и самых лучших приключений Шерлока Холмса, хотя и внес в действие значительные изменения. Первоначальное название пьесы было "Дело мисс Стоунер", но актеры, желая использовать то, что однажды уже принесло успех, уговорили Конан Дойла вернуться к прежнему — "Пестрая лента". Сцена, где Холмс уступает своей привычке к кокаину[50]

, прерывается появлением слуги Билли; известный эпизод, где доктор Ройлотт сгибает кочергу, а Холмс ее снова выпрямляет, пришлось вообще исключить, так как не удалось найти подходящего гибкого прута. Наибольшее затруднение оказалось связано с главным персонажем — болотной гадюкой, которая должна угрожать героине. Конан Дойл и на этот раз настаивал на максимальном правдоподобии, постановщики и, надо думать, актеры склонялись к бутафорской змее. Автор, чтобы нагнать ужаса, привез очень внушительного с виду скалистого питона. Однако даже он сам вынужден был признать, что актер из живой змеи никудышный. "Питон либо свисал неподвижно, как толстый желтый шнур от звонка, либо, если его щипали за хвост, — описывал Дойл, — старался изогнуться и дотянуться до театрального столяра, который и щипал его, хотя ничего этого в пьесе не было".

Можно себе представить, как дрожал бедный столяр 4 июня при подъеме занавеса, но, к счастью, все прошло гладко, и Конан Дойл раскланивался в финале под гром оваций. "Все благополучно, — писал он матери. — Я не помню, чтобы мне случалось видеть такой удачный спектакль". Обозреватели очень хвалили игру Г. А. Сейнтсбери и Лина Хардинга, многие особо отмечали, как умело перевоплощался Сейнтсбери; гвоздем программы стал внесенный Дойлом в список действующих лиц некто "мистер С. Лейтер", который оказался Холмсом, переодетым дворецким. Скалистый питон преуспел меньше, хотя Лин Хардинг выдрессировал его так, что в конце премьерного спектакля вместе с ним вышел на вызовы. Все же критики неодобрительно помянули "бледную игру" питона, которая, по их словам, была "искусственной", и вообще он напоминал "толстую и малоподвижную колбасу". Обиженные такой вопиющей несправедливостью, актеры раздобыли хорошего механического дублера, но Конан Дойл запретил замену. Однако позже змей потихоньку поменяли местами, и Конан Дойл определенно высказался в пользу поддельной, поскольку принял ее за настоящую. После чего механическая получила роль и участвовала в самой жуткой сцене: когда Гримсби Ройлотт, умирая, валится на пол, а страшный гад обвивает его голову и потом, к ужасу публики, медленно разматывается и ползет через сцену к доктору Ватсону (его играл Клод Кинг), который под вопли зрителей принимается изо всех сил колотить его тростью. Таков был шумный успех, выпавший на долю искусственной змеи. Этот успех позволил Конан Дойлу с процентами окупить свои потери. Срок аренды "Адельфи" кончался, две другие труппы уже ждали своей очереди, и спектакль переехал в "Глобус".

Все-таки автор вынужден был признать, что "Пестрая лента" получилась хуже, чем поставленный Уильямом Джиллетом "Шерлок Холмс". В "Ленте" у Конан Дойла великий сыщик подолгу не появлялся на сцене и не очень-то часто демонстрировал свой блестящий интеллект. По мнению Конан Дойла, главная его ошибка состояла в том, что, стараясь уравновесить Холмса достойным противником, он перестарался, и образ злодея у него вышел ярче, чем образ главного героя. Как бы то ни было, Дойл остался очень благодарен актерам, которые помогли ему выбраться из трудного финансового положения. И когда десять лет спустя Сейнтсбери и Хардинг попытались возобновить спектакль, он, чтобы помочь этому замыслу, великодушно отказался от авторских прав.

Хотя "Пестрая лента" не сходила со сцены, Конан Дойл решил прервать карьеру драматурга. "Я оставляю театр не потому, что он меня больше не интересует, — объяснил он одному журналисту, — а наоборот, потому, что он слишком меня интересует". Впоследствии он советовал друзьям никогда не вкладывать деньги в театральные постановки.

Он вернулся к повествовательному жанру и принялся сочинять нового бесстрашного героя, которого вновь взял из своего студенческого прошлого: списал с некоего эдинбургского профессора медицины. Новый герой задуман был как человек блестящий и чрезвычайно эксцентричный, приключения его должен был описывать верный спутник — поскромнее интеллектом, но преданный безоглядно.