Рассказчица

Однажды, дело было в июле 1944-го, я зашла за Дарьей, чтобы вместе с ней пойти в очередь за продуктами, а ее не было. Я даже погоревать толком не успела. Теперь уже все в гетто были готовы к утрате самых близких людей. К тому же через три дня мы с отцом обнаружили свои имена в списках на депортацию.

Стояла ужасная жара. Просто не верилось, что несколько месяцев назад мы никак не могли согреться. На фабрике духота, окна закрыты, воздух до того плотный, что застревал в горле, как губка. Выйдя на улицу впервые за двенадцать часов, я радовалась свежему воздуху и не спешила домой, где мы с отцом будем весь вечер сидеть в раздумьях о том, что ждет нас завтра утром, когда мы по приказу явимся на городскую площадь.

Вместо этого я решила прогуляться по узким извилистым улочкам гетто. Где-то здесь неподалеку жил Арон, но мы с ним не виделись уже несколько недель. Возможно, как и Дарью, его уже депортировали.

Я остановила на улице какого-то мужчину и спросила, знает ли он Арона, но тот лишь покачал головой и пошел своей дорогой.

Что я делала? Уму непостижимо! Мы в гетто не говорили о тех, кого у нас забрали; как будто, не сговариваясь, следовали обычаю культур, где не принято поминать мертвых из страха, что они будут являться в этот мир и преследовать живых.

– Арон? Арон Зендик? Вы его знаете? – спросила я одну старуху.

Женщина поглядела на меня, и я в ужасе осознала, что она немногим старше меня, но волосы у нее поседели, на голове виднелись залысины, а кожа болталась на ее костяке, как тяжелая ткань на вешалке.

– Он живет здесь, – сказала незнакомка и указала на дверь чуть дальше по улице.

Арон открыл мне. Лицо испуганное. И неудивительно. Когда мы слышали стук, в дом обычно вламывались эсэсовцы. Однако при виде меня черты Арона смягчились.

– Минка… – Он протянул руку и втащил меня в дом. Внутри было жарко, как в печке.

– Тут кто-нибудь есть?

Он покачал головой. На нем были майка и брюки, подколотые булавками на поясе, чтоб не сваливались с костлявых бедер. Худые плечи Арона блестели от пота, как медные набалдашники флагштоков.

Я встала на цыпочки и поцеловала его.

От него пахло табаком, волосы сзади на шее были влажные. Я прижалась к нему всем телом и поцеловала крепче, словно мечтала об этом моменте долгие годы. Вероятно, так и было. Только не с Ароном.

Наконец он понял, что это не галлюцинация, обхватил руками мою талию и начал целовать меня в ответ, сперва робко, потом дико, как изголодавшийся человек, который вдруг попал на банкет.

Я отступила от Арона и взглянула ему в глаза. Расстегнула блузку. Распахнула ее.

Смотреть было не на что. Ребра выпирали вперед сильнее, чем груди. Под глазами вечные темные круги. Волосы тусклые и спутанные, но, по крайней мере, они еще были длинные. Мне потребовалось мгновение, чтобы понять смысл взгляда Арона. Жалость.

– Минка, что ты делаешь? – прошептал он.

Вдруг устыдившись самой себя, я запахнула блузку, чтобы прикрыться. Даже для этого парня, который раньше интересовался мной, я теперь слишком отвратительна. Он не ловился на крючок.

– Если ты не догадываешься, значит я делаю все очень плохо, – сказала я. – Прости, что побеспокоила тебя…

Повернувшись спиной к Арону, я торопливо пошла к двери, на ходу застегивая блузку, но он остановил меня.

– Не уходи, – тихо произнес он. – Пожалуйста.

Когда Арон снова поцеловал меня, я подумала: будь у меня время и, может быть, другая жизнь, я могла бы влюбиться в него.

Он уложил меня на матрас, где спал сам, посреди комнаты. Ни к чему было спрашивать: почему сейчас? почему он? Я не хотела отвечать, а он вряд ли хотел слышать ответы. Вместо этого Арон сел рядом со мной, взял мою руку и спросил:

– Ты уверена?

Я кивнула, и он снял с меня одежду; пот на моей коже сразу высох. Потом скинул майку, стянул с себя брюки и накрыл меня своим телом.

Было больно, когда он завозился между моих ног и вошел в меня. Я не понимала, о чем тут столько шума, почему поэты посвящали сонеты этому моменту, зачем Пенелопа ждала Одиссея, отчего рыцари выезжали на поединки, обвязав рукоятки мечей лентами, полученными от своих возлюбленных. А потом поняла. Трепетный, как взмахи крылышек мотылька, стук сердца под ребрами замедлился и совпал с ритмом биения сердца Арона. Я чувствовала, что кровь в его сосудах движется так же, как в моих, они сливаются в единый хор. Я менялась вместе с ним, превращалась из гадкого утенка в белоснежного лебедя. На несколько мгновений я стала девушкой чьей-то мечты. Причиной, чтобы жить.

Потом, когда я оделась, Арон настоял, что проводит меня домой, будто он по-настоящему мой парень. Мы остановились перед дверью в мое жилище. Отец был дома, я это знала, – укладывал вещи в чемодан перед депортацией; каждому разрешили взять всего один. Он удивится: где я была? Арон наклонился и поцеловал меня прямо на улице, не обращая внимания на проходивших мимо соседей. Он выглядел таким счастливым, и я подумала, что должна сказать ему правду.

– Мне хотелось узнать, каково это, – прошептала я.

Потому что, может быть, это мой последний шанс.