Рассказики

Встав пораньше, мы оставили Мехтильд ключ в условленном месте, и за полдня доехали до Ростока, неуютного восточно-германского города социалистической архитектуры. Там, в общественном туалете на заправке, я познал горестную сущность немецкого алкоголизма: около унитаза валялось множество маленьких бутылочек из-под шнапса и «ягермайстера», распитых в уединении.

Из Ростока в датский Гедсер ходят паромы, стоят они недешево, и я был приятно поражен, когда в кассе мне назвали цену в 30 пфеннигов. Оказалось, именно в этот день паромная переправа праздновала тридцатилетие, поэтому и цена такая особая…

* * *

С датской стороны была деревня и поле. Единственная дорога упиралась в причал. Зачем-то мы прошли по ней с километр и поняли очевидное: уехать отсюда нельзя. Надо было сразу поток машин с парома ловить. Не будь у нас денег, тут бы и началось самое интересное – а так мы просто вернулись и сели на электричку до Копенгагена. В ней я зачем-то так сокрушительно напился с соседом, что в Копенгагене вышел уже полоумным попрыгунчиком, которого мотает рюкзаком во все стороны, а прохожие, у которых я пытался разузнать, как пройти на улицу такую-то, отшатывались от меня с брезгливостью. Но все получилось.

На улице такой-то обитал московский тусовщик и художник Паша Хихус, проживший к тому моменту в Копенгагене уже несколько лет. В Копенгагене Хихусу было скучно, поэтому дома у него всегда болталась куча народу, в основном, русских, потому что с датчанами как-то не складывалось. Так что и мы пришлись кстати.

Город Копенгаген показался нам милым и тихим, но, после бурлящего Берлина, очень провинциальным. Замершие улочки, аккуратные домики, пастельные тона. Единственная (негромкая) пешеходка. Бледные, светловолосые и медлительные люди, на фоне которых яркостью и громкостью выделялись «понаехавшие» – негры, арабы и югославы, охотно, узнав в нас иностранцев, вступающие в разговор, всякий раз начиная с того, что ох как скучно в Дании, а датчане – бледная немочь.

Видимо, Дания, действительно не самое забавное место для жизни, слишком уж много разных людей нам об этом рассказало, но нам до этого не было дела, и проведенная в Копенгагене неделя запомнилась неторопливыми прогулками, прозрачностью осеннего воздуха, ранней темнотой, яркостью неоновых огоньков (особенно желтых вывесок супермаркетов NETTO), вообще – чувством осени. До знаменитой русалочки мы так и не дошли, а не менее знаменитая Христиания показалась просто райончиком, где торгуют наркотиками и живут до смерти уставшие от пристающих к ним туристов стареющие тусовщики.

* * *

Частыми гостями Хихуса были русские беженцы (верней, «соискатели статуса беженца») из ближайшего лагеря. От них я узнал много забавных словечек, например, «позитив» (положительный ответ при рассмотрении дела о присвоении беженского статуса), который был мечтою каждого соискателя. Всех им тоже было скучно. Некоторые от этой скуки воровали по магазинам, особо даже не прячась, внагляк вытаскивали телевизоры, магнитофоны и т.п., поскольку, даже если их ловили, то сделать все равно ничего не могли, есть такая особенность датского законодательства.

Еще одним беженским бизнесом была продажа поддельных билетов. То есть, билеты брались настоящие, российские, которые были действительны для проезда по Европе, например, «Москва – Варшава» (выглядевшие тогда как невразумительный квиток, на котором что-то накалякано), к ним от руки приписывались Берлин, Кёльн, Париж, Мадрид – ну, куда еще поезда ходят. Или бланки рисовались от руки, потому что контролеры европейских дорог еще толком не знали, как они выглядят, эти русские билеты.

Среди беженцев было много мурманчан – почему-то их тянуло в Копенгаген. И одного из них звали Лёша.

До Копенгагена Лёша добрался со второго захода. В первый раз он решил ехать автостопом, с рюкзаком, набитым консервами, перешел норвежскую границу, и там с удивлением обнаружил, что благословенный Запад с барами, супермаркетами и Монте-Карло не начинается сразу, и норвежская тундра ничем не отличается от отечественной. Разве что покрытие дорог получше, но по ним все равно никто не ездит – ну, разве, пара джипов в день. С превеликими трудами он отъехал от границы в более заселенные места, добрался уже до Швеции, там окончательно устал от автостопа и пересел на электрички. Чтобы отвязаться от контролеров, Леша разработал собственный метод психической атаки: продавать шапку. Шапка была хорошая, теплая, меховая, в общем, настоящая shapka . Как только в вагоне появлялся контролер, Леша подходил к нему и начинал тыкать ею в лицо, с первобытной энергией предлагая оплатить шапкой проезд: «Вонт шапка? Гуд шапка, ю тэйк, ай гоу Копенгаген!». Контролер в ужасе пятился и убегал из вагона, избегая заходить туда вновь.

Запалился Леша обидным образом, уже недалеко от датской границы, когда с голодухи решил пообедать в Макдональдсе, предложив шапку взамен. Кассир вызвал полицию, и – вжжжик! депортация в Мурманск.