Рассказы

   -- А что ж, если ей хочется, пущай идет, -- замолвила за дочь слово Ненила, -- сами мы, как пни горелые; пусть хоть дети побольше узнают.

   Григорий вытер об утирку руки, поцарапал рукой в затылке, сел на лавку и проговорил:

   -- Когда ходить-то? Вон еще картошка не рыта, а там будут другие дела.

   -- Ну, велика ее работа! Управимся и без нее, -- что ее с этих пор заневоливать-то? Наработается за свой век!

   -- Да, а на что ей грамота-то?

   Парашка по тону отца заметила, что он сдается, и сердечко ее забилось. Глазенки радостно засверкали, и она стала следить, куда дальше поведет разговор.

   -- Бог знает на что, -- сказала Ненила, -- очень просто, и пригодится. Девичья судьба -- темное дело, может, наука ей будет на пользу.

   Григорий зевнул и проговорил:

   -- На это справу нужно, а из чего мы ей соберем: поди-ка, хлебов-то сколько останется?

   -- Ну, може, на ее счастие подороже продадим.

   Григорий как будто задумался, потом почесал под мышкой, опять зевнул и проговорил:

   -- Ну, что ж, коли охота есть, пущай походит, только, пожалуй, сама заленится.

   -- Нет, не заленюсь! -- весело и уверенно воскликнула Парашка.

   Отец с матерью заразились ее весельем. Григорий засмеялся.

   -- А вот поглядим-увидим; если заленишься, силой будем водить.

   Парашке показалось, что в избе точно стало светлей; изнуренные лица отца с матерью сделались красивей, милей, и ей захотелось броситься к ним на шею.

V

   Утром Парашка была разбужена громким говором. Ненила с кем-то переговаривалась через окно. Парашка подняла голову и разобрала такие слова:

   -- Так это правда?

   -- Правда, -- ответила Ненила.

   -- Ну, пусть зайдет за нашей, и мы свою пошлем.

   -- Ладно, -- сказала Ненила и, обратившись к дочери, добавила: -- Слышишь, Парашка? Товарка тебе находится.

   -- Кто? -- с забившимся сердцем спросила Парашка.

   -- Анютка Степанова, ее мать сейчас была.

   -- Вот нам охотно-то будет! -- радостно воскликнула Парашка, вскочила с постели, натянула на себя юбчонку и пошла умываться. Ненила принесла дочери новое платьице и платочек и старенькие полусапожки, купленные еще в третьем году.

   -- Про года спросит, -- учила она, -- скажи, что девятый, прозвище Еремкины, зовут Прасковьей, а не Парашкой.

   -- Ладно, -- сказала Парашка.

   Через час обе девочки шли по дороге в Ящерино.

   -- А ну-ка нас не примут? -- говорила Парашка.

   -- Отчего? -- молвила Анютка.

   -- Скажет, малы еще.

   -- А мы хорошенько попросимся.

   -- Я ей в ножки тогда поклонюсь! -- сказала Парашка.

   -- Много ль ребят будет?

   -- Ребят все больше, их почти всех отдают, а нас-то вот только двоих.

   -- Счастливые эти ребята! Обучают их больше, а там куда-нибудь в люди пошлют. Сколько они свету-то видят, а мы все дома да дома!

   -- Зато их на войну угонят да убьют, а нас-то нет.

   -- Ну, когда еще война-то будет!

   -- А какая это война?

   -- А кто ж ее знает?!

   -- Вот еще холера есть: говорят, много народу ломает.

   -- Мало ли что есть! Мне бабушка говорила, что есть турка такая, она с живых людей кожу сдирает, а маленьких жарит да ест. Вот страшная-то!

   Учительница встретила их с ласковой улыбкой и проговорила:

   -- Что скажете, девочки? Зачем пришли?

   -- Записываться, -- не своим голосом пропищала Парашка и опустила глаза вниз. Ей было и страшно и жутко, так что она совсем растерялась.

   -- А, вот как. Умницы! -- сказала учительница и потрепала Парашку по щеке. -- Откуда вы?

   -- Из Моховки.

   -- Ну, пойдемте сюда.

   И она повела девочек в класс.

   Так вот какое училище-то! Это совсем не то, что Парашка себе представляла. Большая, высокая, светлая изба, заставленная такими чудными столами, каких она никогда не видала. Во всей комнате только и был один стол, похожий на настоящий, за который сейчас же села учительница и взяла лист бумаги. Около этого стола стояла большая черная доска, рядом с ней какая-то рама и в ней медные палки с костяшками, потом шкаф с книгами, на шкафу большой голубой шар на ножке, на стенах разные картины.

   -- Ну, как же вас зовут, мои милые? -- спросила учительница.

   Девочки рассказали ей все, что требовалось.

   -- Ну, вот и отлично, послезавтра можете совсем приходить. Тогда начнем и заниматься... Ступайте с богом.

   Девочки вышли из училища очарованные. Учительница так расположила их к себе, как никто.

   -- Анютка, какая она простая-то!

   -- И красивая и ласковая, -- согласилась Анютка, -- ее ничего не страшно.

   -- Я думаю, она и сердиться-то не умеет.

   -- Неш такие сердятся!

VI

   Через день в Моховке с раннего утра вся детвора взволновалась. Одни отправлялись учиться и забегали друг за другом, другие выскакивали из дворов и глядели, как они собираются. У одних глядевших выражалось на личиках чувство зависти, у других сквозило тупое довольство; они как будто говорили: "Ступайте, позаботьтесь, а мы дома побудем, нам тут не пыльно". Те, что отправлялись учиться, видимо, мало боялись предстоявших им забот; по крайней мере, все они были хорошо настроены, особенно девчонки. Умытые, принаряженные, с серьезным выражением личек, они пестрели среди ребят и приятно разнообразили эту живую толпу своим присутствием.