Рассказы

   Все это было от нужды, от плохого питания и беспрестанной серой и грязной работы, однообразно тянувшейся изо дня в день. Она топила печку, обшивала и обмывала мужа с девочкой, ходила за овцами, за теленком. Летом она должна была поспевать в поле, зимой, когда муж уходил на сторону, возить воду, носить корм, дрова. Ей нельзя было захворать или отойти куда-нибудь от дома хоть на день. Поэтому она в гости ездила редко, поповскую службу слушала в годовые праздники, когда попы приходили к ним в деревню с молебном.

   Кроме беспрерывной работы, Ненила поневоле делила и заботы с мужем. У них было много забот. При разделе им досталось кое-что: и постройка, и скотина, и сбруя. Им хотелось все это исправить; но при тех доходах, какие давала им земля, нечем было развернуться. Первое время после раздела Григорий брал паспорт и уходил в город. Приискивая какую-нибудь работу, кормился и зарабатывал денег. Деньги были небольшие, но он покрывал ими все платежи и покупал жене с девочкой какую-нибудь обновку. Но одну зиму ему не задалось. Он жил извозчиком у мучника. Его послали с возом муки в пекарню. Он свез. Но в книжке было поставлено на два мешка меньше. Хозяин велел приказчикам разузнать дело. В пекарне говорили, что он привез только восемь мешков, в лабазе божились, что отпустили десять. Хозяин положил вычесть с Григория двадцать рублей; а так как он был этим недоволен, то ему предложили обратиться к мировому судье, но при этом пригрозили, что его будут преследовать за растрату.

   С этого раза на него пошли все беды. Обыкновенно Григорий по приходе домой платил подать, отдавал долги, которые жена задолжала за зиму; но в этот раз ему нечем было расплатиться, и все тягости повисли у него на шее. Старосту у них на этот год только выбрали. Это был самостоятельный, грубый, самолюбивый мужик; у него в губернском городе жило три сына, занимавшихся разносной торговлей. Зарабатывали они много, помогали отцу хорошо. Отец кичился своим достоинством и искренне презирал бедноту. В это лето на покосе староста упрекнул Григория за то, что он не заведет себе хорошей косы. Григория взорвало, и он проговорил:

   -- Можно тебе, дядя Илья, на сыновней шее-то ездить, а ты бы один развернулся, -- вот мы тогда бы и поглядели.

   -- Кто, я-то?.. -- закричал староста. -- Да я куда хошь... Неужель я по-вашему? Господи!..

   И он начал выставлять свои достоинства. Он долго перечислял их, но Григорий упрямо проговорил:

   -- Калина говорила, что с медом хороша, а мед-то говорит, что и без нее скусен.

   Старосту это глубоко обидело, и он сказал сам себе:

   "Ну, погоди ж, я тебе припомню..."

   Припомнил он тем, что когда осенью Григорий пришел к нему за отпуском для получения паспорта из волости, староста ему отпуска не дал и потребовал уплаты всех бывших на нем недоимок. Григорий пошел с жалобой на это к земскому. Земский поручил разобрать дело волостному старшине, а старшина, разумеется, нашел требование старосты законным.

   Нужно было заплатить недоимку или сидеть дома. Платить было нечем, пришлось оставаться дома. На Григория еще больше наросло недоимок и мелких долгов, совсем связавших его по рукам и, по ногам.

IV

   Парашка бродила по избе и не находила себе места. Мать приглядывалась к ней и, замечая, что девчонке не по себе, спросила:

   -- Да ты что, прозябла, что ль, в болоте? Ишь, сама не своя!

   -- Нет, -- смущаясь, ответила Парашка.

   -- Так что ж ты такая?

   Парашка, как кошка, подбежала к матери, обвила ее шею руками и проговорила:

   -- Матушка, отдай меня учиться!

   -- Учиться? Что это тебе, дурочка, вздумалось? -- удивилась Ненила. -- Нешто в школу девчонки идут?

   -- Нет.

   -- Так что же это тебе взбрело в голову?

   Парашка не могла выразить своего побуждения, у ней не находилось слов для этого, и она проговорила:

   -- Да так.

   Ненила задумалась. Подумав, она проговорила:

   -- Не по силам это нам. В училище тоже немало нужно: и платьице почище, обувь, одежду крепкую -- а где нам это взять?

   Парашка затуманилась, на глазах ее навернулись слезы, она отошла в угол и уселась там, пригорюнившись. Нениле стало ее жалко, и она проговорила:

   -- Вот погоди, я отцу скажу, что он думает, -- може, и отдаст.

   Григорий пришел поздно. Это был высокий, крепкий мужик, прежде, должно быть, бодрый, но теперь он опустился, осунулся, движенья его сделались неуклюжими. У него было широкое лицо, с копной волос на голове, и лохматая русая борода; из-под нависших бровей светились серые глаза, сверкавшие больше нелюдимо. Он был весь покрыт овинной пылью, и от него пахло дымом. Сняв с себя кафтан, Григорий стал мыть руки. Ненила тотчас же заговорила:

   -- Ты знаешь, что наша дочка-то выдумала: учиться просится!

   -- Делать-то ей нечего, вот она и выдумывает незнамо что, -- угрюмо проговорил Григорий и даже не взглянул на дочь.

   У Парашки замерло сердечко, она с треножным вниманием следила на отцом и прислушивалась к тону его голоса. Отец пока был совершенно безучастен; по его первым словам нельзя было и ожидать, как он дальше может отнестись к этому делу.