Рассказы о Кирове

Время показало, что Киров был прав. «Кермен» сыграла революционную роль среди горцев. Она в значительной мере способствовала ликвидации межнациональной розни. В мае 1918 года члены этой революционной организации, за малым исключением, вступили в Коммунистическую партию.

В конце декабря 1917 года контрреволюционные элементы во главе с офицерством разгромили Совет и арестовали Орахелашвили и Буачидзе, которые затем были освобождены по требованию «Кермен», действовавшей среди осетинских воинских частей. Особенно озлоблено было офицерство против Кирова. Его искали, чтобы покончить с ним.

Г. Солдатов

ВО ВЛАДИКАВКАЗЕ

В 1910 году, еще подростком, я поступил в типографию Казарова во Владикавказе. Там я познакомился с С. М. Кировым. Он работал в газете «Терек», которую издавал хозяин типографии. Вскоре мне привелось слушать горячую речь Кирова на массовке.

В 1912 году мы объявили забастовку, требуя прибавки жалованья. Киров учил нас, как нужно бороться за повышение заработной платы. Убеждая нас, Сергей Миронович говорил: «Не идите на удочку хозяина, держитесь крепко, а кому нужна денежная помощь, — поможем».

В результате трехдневной забастовки мы добились своего.

После этой забастовки Сергей Миронович узнал меня ближе. Он стал давать мне разные поручения, посылал меня относить свертки с набором на нелегальную квартиру. Над Тереком, в маленькой глухой улочке, жил приезжий товарищ. Знали мы его как Алексея Павловича, фамилии не помню. Он часто бывал в типографии. Однажды Сергей Миронович дал мне набор, завернутый в бумагу, и сказал:

— Этот пакет надо отнести Алексею Павловичу.

Я отнес. После этого, когда нужно было, он говорил мне в типографии: там-то (обычно под реалом[2]) тебе есть пачка, нужно снести. И я уже знал, куда относить. Это обыкновенно был ручной набор — квадратов на шесть — для нелегальных листовок.

Летом 1912 года мне пришлось нести газету «Терек» на разрешение к полицмейстеру Иванову, который был одновременно и цензором. В этом номере была статья С. М. Кирова о самоуправстве владикавказских властей, о полицмейстере, который избивал арестованных рабочих, и о начальнике области, наказном атамане[3]. Полицмейстер вычеркнул «крамольные» места из этой статьи и отдал мне номер.

Когда я вернулся в типографию, там были товарищ Киров и редактор Спичкин. По приказанию Спичкина я стал выбрасывать из набора зачеркнутые цензурой места (я тогда был помощником метранпажа[4]). Сергей Миронович ушел. Затем ушел и Спичкин. Но вскоре Сергей Миронович возвратился и говорит мне:

— Давай поставим обратно этот материал.

Часть выкидок уже пошла было в гарт[5], но мы быстро набрали выкидки снова, заверстали и сейчас же пустили полосу в печать. В те времена распоряжение печатать по исправлении корректуры давал метранпаж или его помощник. Прямо из-под машины часов около четырех-пяти вечера газета шла ожидавшим тут же газетчикам, а к шести часам она уже была на станции, так как в это время отходил поезд, с которым она попадала к иногородним подписчикам. Так было отпечатано 2–3 тысячи экземпляров, и газетчики уже кричали по всему городу: «Терек» на завтра!» (газета выходила завтрашним числом). И только часов в семь-восемь вечера полиция разобралась, в чем дело, и городовые бросились по городу ловить мальчуганов-газетчиков. Машину остановили, и номер опять переделали, но уже без меня. Сергей Миронович предупредил меня:

— Домой не ходи!

На другой день меня вызвали в полицию для объяснения. Просидел я в участке с девяти часов утра до четырех-пяти часов дня. Объяснение началось с того, что я получил пощечину. Но я твердил одно: что просто спутал материал. Так же я объяснил дело и Спичкину: торопился, мол, бежать домой и спутал, поэтому так получилось. Но редактор понял, что это дело Кирова, и напечатал против него статью «Человек без шляпы». Мироныч тогда один только ходил во Владикавказе без головного убора. Статья редактора была просто гнусным доносом. В тот же вечер Кирова арестовали в городском саду. Через месяц Мироныч появился рано утром в типографии. Мы его все обступили, спрашиваем:

— Ну как, Мироныч, что-то будто изменился?

Мироныч ответил нам:

— Нет, друзья, не изменился. Для нас тюрьма — привычное место. Там нас было много, и мы хорошо провели этот месяц.

Однажды владелец типографии и газеты Назаров праздновал двадцатилетие типографии. Сотрудники редакции и конторы гуляли у него на квартире, а нас, рабочих, часов в восемь вечера, после выпуска номера, он послал в дешевый ресторан. Но, смотрим, Мироныч явился к нам. Стад провозглашать тосты.

— Приятно рабочему человеку после работы погулять на свои деньги, — так начал он.

Тут некоторые говорят Миронычу, что мы, мол, гуляем сегодня на хозяйские деньги, но Мироныч убедительно объяснил, что все эти деньги, все богатство Назарова созданы рабочим трудом и все, что мы сегодня здесь пьем и едим, — все это куплено на рабочие деньги, а не на хозяйские. Ночью, часов в одиннадцать-двенадцать, пошли мы все на квартиру к хозяину и там стали качать Кирова с возгласами: