Рассказы о книжных тайнах и преступлениях, связанных с книгами - 1

С меня словно заклятие спало. Я выскользнул через стеклянную дверь на главную лестницу старого здания и торопливо устремился вниз по ступенькам. С портретов, висевших на стенах, на меня молча взирали многочисленные немые свидетели – знаменитые посетители библиотеки.

В голове слегка прояснилось. Я понял, что веду себя по-идиотски. Будто сделал нечто дурное и у Адама есть повод меня выслеживать – с чего вдруг? И что это такое происходит между ним и Мэри? И действительно ли он раскапывает что-то про Фрэнсиса Юлгрива? Я уверил себя, что мое любопытство вполне обоснованно.

К тому же Адам вряд ли в ближайшее время покинет читальный зал.

Замедлив шаг, я спустился на первый этаж и свернул в комнату, где слева стоят запирающиеся шкафчики для личных вещей, а справа – высокие открытые шкафы, куда посетители вешают пальто и кладут сумки.

Плащ от «Бёрберри» обнаружился в четвертом по счету шкафу между твидовым пальто и рваной кожаной курткой. Внизу на полке должна быть сумка Адама…

И вот тут-то я переступил черту, хотя тогда мне так не казалось. Наоборот, подумалось, что в свете моей книги о Юлгриве поступаю я вполне логично. Нужно же следить за потенциальными конкурентами.

Я оглянулся через плечо. Никто не обращал на меня внимания. Сумка у Адама была холщовая, с кожаными вставками – увидишь такую, и сразу представляется, будто внутри непременно лежит окровавленный фазан или снулая форель. Я расстегнул и проверил основное отделение и боковые карманы, но нашел только номера «Гардиана» и «Спектейтора» да пару мятых бумажных платочков.

Тогда я ощупал плащ: в одном кармане пачка мятных леденцов «Поло» и список покупок, нацарапанный почерком Адама на обратной стороне конверта (бургундское, цветы, молоко, салат вегет.), в другом – пусто.

Я чуть не пропустил третий карман, внутренний, застегнутый на пуговицу. Там лежало что-то маленькое, прямоугольное и твердое. Просунув туда руку, я нащупал телефон.

Айфон. У меня самого был айфон, хотя и более старой модели. Переключатель стоял на беззвучном режиме. Я нажал кнопку, и экран ожил.

Телефон был заблокирован, но высветилась чья-то эсэмэска: «Когда мы не вместе, скучаю по тебе, и с каждым мгновением все сильнее. Целую, Д.».

Имя в сообщении не отображалось – только телефонный номер.

«Теперь понятно насчет той записки на желтом стикере», – подумал я.

У этого «дерьма» роман на стороне.

Ничего нового.

Так что вернемся лучше к Мэри. Позже она призналась, почему поцеловала меня тогда на вечеринке – хотела охолодить своего парня, только что перешедшего в разряд бывших. Он как раз наблюдал за нами из окна кухни. Но этим все не закончилось.

Народ постепенно расходился по домам, а мы все сидели в садике – разговаривали, пили, выкурили еще один косячок. О чем разговаривали – вылетело из головы, зато помню, что впервые за всю свою жизнь умудрился преодолеть застенчивость, из-за которой обычно впадал в ступор, пытаясь завести разговор с красивой девушкой, и безо всяких усилий перешел к чему-то весьма напоминавшему дружбу.

Я проводил Мэри домой, и когда мы прощались, она снова меня поцеловала. На следующий день мы отправились пить кофе в перерыве между лекциями (я вздохнул с облегчением, потому что боялся, что за ночь она забудет обо мне), а вечером легли в постель.

Я будто бы превратился в иное, гораздо более приятное существо – как лягушка, которую поцеловала принцесса. Мэри была такой красивой, такой живой, всегда знала, чего хочет, и действовала напрямик. Я завидовал этому ее качеству. Всегда было загадкой, почему вдруг она захотела меня.

Продержались мы почти семестр – и не вместе, и не врозь, – а потом Адам решил отнять у меня Мэри. Мы с ним больше не жили в одной комнате, как на первом курсе, но по-прежнему часто виделись. Адам умело пользовался мной: из нас двоих я был более собранным, помнил расписание лекций и семинаров, знал, какие книги нужно взять в библиотеке, как раздобыть дополнительные материалы, чтобы получить на балл выше.

В некотором роде Мэри и Адама свел вместе Фрэнсис Юлгрив. Я уже тогда кое-что знал об этом поэте, потому что моя мать выросла в Розингтоне, а Юлгрив в начале двадцатого века служил в тамошнем католическом соборе. У мамы хранился его стихотворный сборник «Суд незнакомцев», который когда-то принадлежал бабушке с дедушкой. Именно по Юлгриву я написал большую выпускную работу (и еще раньше понял, как полезно изучать малоизвестных литературных деятелей: во-первых, меньше второстепенных источников, а во-вторых, гораздо проще впечатлить экзаменаторов своим рвением).

Однажды вечером Мэри сидела у меня в комнате, и тут явился Адам. Сказал, что подождет меня, а сам принялся рыться в бумагах на моем столе и болтать с ней. Нашел кое-что из заметок по Юлгриву, а Мэри вдобавок рассказала ему о моей работе.