Рассказы о книжных тайнах и преступлениях, связанных с книгами - 1

– Та самая книга. И она ваша. За десять тысяч баксов.

– Можно? – Он протянул руку.

– Не стесняйтесь.

Большим пальцем он откинул переднюю обложку. На его лице радость уступила место смятению, затем потрясению.

– Ничего себе… – пролепетал Хэнсон.

– Книга и впрямь очень ценная. Но я не специалист – подозреваю, что вы можете переплатить. Если угодно, просто возьмите ее на время.

– Черт бы вас побрал! – выругался Хэнсон, переворачивая страницы.

– Книга и впрямь содержит все, что Старый Ник знал о грязных схемах и двойной бухгалтерии, насчет этого слухи оказались верны. Жулики, копы, сенаторы и даже президенты – все они могут почерпнуть здесь полезные для себя сведения.

Хэнсон качал головой, не отрывая глаз от книги.

– Но мы заблуждались, считая ее леджером. Скорее это учебное пособие от другого итальянского гангстера. Там указана дата первого издания на английском языке – тысяча шестьсот сороковой год.

– Гангстер носил фамилию Макиавелли, – сухо добавил Хэнсон.

– А книга, – сказал я, – называется «Государь».

Эндрю Тейлор

Долгая соната мертвецов

С Адамом мы не встречались больше двадцати лет. Видеть-то я его видел – он мелькал в телевизоре, причем появлялся на экранах все чаще и чаще, и в конце концов не наткнуться на него стало трудно, – но общался с ним последний раз на вручении дипломов. С ним и с Мэри.

– Ну что, – сказал тогда Адам, легонько хлопнув меня по руке, – слава богу, все позади. Пойдем выпьем. Отпраздновать же нужно.

– Нет, – ответил я. – Не хочу.

А Мэри промолчала.

Не стану отрицать, я испытал потрясение, когда спустя столько времени увидел Адама на улице. И весьма неприятное потрясение – первое из трех, обрушившихся на меня в тот день одно за другим.

Во вторник после обеда я стоял в читальном зале возле высокого окна, выходившего на Сент-Джеймс-сквер. Моросил февральский дождь. Я наблюдал за зонтами, снующими внизу, как мокрые жуки, и машинами, что непрерывным потоком огибали площадь по часовой стрелке. Адам, видимо, только что пересек скверик посреди площади и остановился у ворот на северной стороне, выжидая удобного момента, чтобы перейти дорогу.

Тут-то я его и узнал. Несмотря на дождь, Адам был без шляпы и зонта. Плащ от «Бёрберри» расстегнут, голова запрокинута, ноги чуть расставлены. Адам улыбался, будто сырость и слякоть были ему совершенно нипочем.

В такой же позе он красовался, когда я увидел его впервые – это был первый день первого семестра в университете. Погода мало отличалась от сегодняшней. Я смотрел из окна своей комнаты на мощеный дворик и жалел, что не остался дома. А во дворике стоял Адам – с таким видом, словно он тут хозяин. Через полминуты выяснилось, что это мой сосед по комнате. Адам тоже поступил на английское отделение, так что весь год, не считая каникул, мы проводили вместе почти каждый день.

Поток машин расступился перед Адамом, будто Красное море. Он перешел дорогу. Сумка покачивалась у него на плече. И я понял: он идет сюда – в Лондонскую библиотеку.

Адам поднял голову и посмотрел прямо на окно читального зала. Меня он, конечно, не видел – было слишком далеко. Но я все равно повернулся и поспешил отойти, будто меня застигли за каким-то дурным занятием.

Лучше, наверное, сначала рассказать про Лондонскую библиотеку. Прежде всего, это дом – старый дом, который в 1841 году переделали в частную библиотеку, выдающую книги по абонементу. Среди читателей числились Диккенс и Теккерей, Карлейль и Джордж Элиот. С годами она разрасталась вширь, ввысь, вглубь, пока не превратилась в настоящий книжный лабиринт.

Читальный зал с колоннами на первом этаже все еще напоминает изысканно обставленную библиотеку весьма достойного джентльмена: кожаные кресла перед камином, полки со свежими номерами журналов, ряды высоченных книжных шкафов. Сколько лет сюда хожу – ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь повысил тут голос.

Говорят, собрание библиотеки насчитывает более миллиона книг на пятидесяти с лишним языках, а если измерить длину всех полок, получится больше пятнадцати миль. Теперь тут появились еще и электронные хранилища информации, но важнее всего, конечно, настоящие книги, напечатанные на бумаге. Я часто думаю, сколько же все это весит – бумага и типографская краска, слова и их смыслы.

Лондонская библиотека – в своем роде республика букв. У всех читателей, пока они оплачивают абонемент и соблюдают правила, равные права и привилегии. Возможно, именно поэтому я так дорожил этим местом. В Лондонской библиотеке я был наравне с остальными. Брак мой распался три года назад, и здесь я чувствовал себя дома в большей степени, чем в собственной квартире.

С годами книги множились, собрание росло, а с ним росла и сама библиотека. У читателей есть свободный доступ к полкам, уходящим в самые недра зданий, которые громоздятся за фасадом на Сент-Джеймс-сквер. В этом суровом и практичном мире литературы во все стороны, куда ни глянь, разбегаются книжные стеллажи.