Рассказы о

Апшуциемс – рыбацкая деревушка в полусотне километров от Риги. Мы туда с начала 70-х выезжали на все три летних месяца каждый год, 19 лет. Выбран был за то, что глушь. У меня с Латвией отношения тесные, давнишние, сложные. Мама там родилась, родня ее обширная, разветвленная там издавна жила, в июне 1941-го мама меня пятилетнего и брата годовалого туда привезла к своим отцу, матери, родным сестрам и всему кузинажу, в Ригу. Через, наверно, неделю Гитлер бросил на восток войска, началась война, мы чудом попали в один из последних поездов на Ленинград. Дедушка, бабушка, тетушки, почти все родственники погибли: немцы и латыши согнали их в гетто, 6 декабря расстреляли в Румбуле – я об этом писал, и не раз. Кому-то удалось уйти, бежать, выжить, после войны вернулись; мы к ним, они к нам регулярно ездили. Так что в Юрмале бывал, место любил, но, повзрослев, обнаружил, что стиль жизни тамошней, культурно-курортный, мне ни к чему. Поехали с маленькой дочкой как бы и туда, но за Взморье, промахнув его, сняли дачу в Рагациемсе. А нет, лес, видите ли, недостаточно дикий, народу на пляже немного, а все-таки. И однажды в автобусе попадаю на людей с ведрами, полными малины. Откуда? Из Апшуциемса… На следующий год – туда. Домишко в 20 метрах от моря. В 5 утра баркасы уходят в море, в 7–8 приходят с рыбой. Коптильни чуть не в каждом дворе. Ягод – всех по очереди – выходи на место и, пока охота, грузи в лукошко; грибов – все виды до роскошных боровиков. Надоело море, поезжай на велике на лесное озеро. Малы дюны – сходи лесом на Морскую гору, обозри мироздание аж до Швеции, или что там на горизонте.

Года через три (пять) подтянулись приятели, знакомые знакомых, сбилась условная колония. Состав менялся незначительно, ядро еще меньше. На крыльце, сверху вниз: Маша Липман, я с сыном Мишей, Наташа Старостина с дочкой Лизой; Рома Тименчик с дочкой Лизой, Саша Дорошевич с гитарой.

У стены упомянутого домишки я, дочь, сын, жена (Аня Наринская, Миша Найман, Галина Наринская). Счастливое время.

На велосипеде я с сыном.

Наши близкие друзья Сарабяновы: Елена Борисовна (Мурина) и Дмитрий Владимирович. В начале 90-х они нашли нам избу в деревне, где сами жили, под Калязином. О них в книге ничего нет, это потому, что книга о другом. В книге нет о многом, очень важном, драгоценном. Родном. Когда мне предложили ее составить, я сам не знал, о ком и о чем она будет. Как ведь не знал, когда знакомился и сходился с теми, кто в нее попал, что они в нее попадут. Она же не автобиография, тем более не автопортрет, даже не фотка на удостоверение личности. Это книга о. «О». Кружок, протаявший под подушечкой пальца в зимнем замерзшем окне. Через который видишь, как обычно, только то, что можешь охватить глазом. Ведь если окно летнее, распахнутое, широкое, через которое видишь «всё», это «всё» все равно укладывается в пропускную способность твоего непосредственного зрения, исключает то, что могло бы быть увидено «еще», потому что одно «еще» мешает другому. Пролетающая ласточка повисшему пауку, девочкина скакалка пролетающей ласточке… Мы сидим за столом в той самой, подысканной ими избе. За окном холодноватое тверское лето. Написать, что вмещается в эту картинку, было бы как написать еще одну книгу, не тоньше этой. Этому уже не бывать, но ведь можно хотя бы притронуться кончиком языка к верхней губе в инстинктивной вере, что так удастся почувствовать вкус этой минуты, дня, других мгновений, дней, лет с Лелей и Димой.

60-летие жены Романа Каплана, красавицы Ларисы, в «Русском самоваре». Ее отсутствие на фотографии так же, как и некоторую самодовольную мордатость присутствующих, возмещает главный герой события, изваянный из льда лебедь, подарок Романа (который с трубкой). Отмечаю определенный сплав шика и изящества: не колье какое-нибудь, сующее под нос гостям свою банковскую цену, а художественная вещь, на глазах у всех исчезающая. Однажды грек, мастер по изготовлению лир, предложил поучить меня танцевать сертаки (по совпадению было это тоже на дне рождения его жены). Оказалось делом весьма непростым, и когда я не одолел счета «раз-и», мы прошли к столу, налили по рюмке и разговорились. Он спросил, публикую ли я свои стихи (жена успела сказать ему, что я их пишу). Я ответил, что в последнее время (было самое начало 90-х) да, их стали печатать… А зачем?.. Ну, так принято… Мало ли что принято, отстранил он объяснение. Нет, это против искусства. Искусство – это как мы с вами протанцевали, кончили, и ничего не осталось, как бы и не было… После «Самовара» я бы решительно подтвердил его подначку лебедем.

На фотографии справа: