Рассказы от первого лица

– Дождь! – воскликнула я. Он успел начаться, пока мы собирались.

– Подвести? – спросила Аня, она была на машине.

– Не-а.

Аня попрощалась, и держа сумочку над головой начала аккуратно спускаться на высоких каблуках по мокрым ступенькам.

– Женщина оплатила? – крикнула я ей вслед. Аня обернулась. Я повторила вопрос и добавила – сейчас, перед самым выходом, в коричневом платье.

– Да, – поспешно закивала она и продолжила свой непростой путь.

Прекрасно, обрадовать я. В этом месяце должно неплохо получиться. Я, как и остальные девушки, кроме Ани, получала проценты от проданного. Достала из сумочки зонтик и пошла к остановке.

Но дождь разыгрался, и зонтик уже не спасал. Сухой оставалась только голова и плечи. Ноги были насквозь мокрыми. Трамвай стоял на остановке, как будто ждал меня, я заторопилась сесть. Забежала, повозилась с зонтом, он был старый, и одна спица отказывалась подчиняться. С облегчением бухнулась на ближайшее сиденье.

Я с досадой оглядела свои промокшие ботиночки. Они были дешевые, швы проклеенные, поэтому вполне могли разлезться. Туфли, сидевшей рядом женщины, стоили не дороже моих, отметила я, но ей повезло больше, они были сухими, как и ее коричневое платье. Меня на секунду бросило в жар, но я быстро взяла себя в руки, отвернулась к окну. Невозмутимо наблюдала ручейки, стекавшие по стеклу.

В конце концов, я не ворую, в карман к ним не лезу. Они приходят сами. Они слышат то, что хотят слышать. На вид женщине было около сорока, обручального кольца нет, обратила внимания еще в кабинете, одета просто, наши цены для нее пугающе велики. Но она заплатила. А значит ближайший месяц, а может два, она будет жить надеждой. Я подарила ей надежду. Ну ладно, продала ей надежду. И получу с этой надежды свой процент.

Пришла домой, а тут как всегда – орет новорожденная Полина, ее мамашка носится с ней по квартире, ее старшая сестра десятилетняя Анжела сидит и плачет в голос на диване, отца семейства нет, он отдыхает от них на работе.

Марина вышла в коридор и, не переставая трясти орущего ребенка, постаралась его перекричать:

– Ты во время! Помоги смесь развести!

Я медленно снимала мокрые насквозь ботинки, куртку.

– У нее сотрясение мозга так будет – кивнула я на Полину.

Думаю, Марина с удовольствием бы кинула мне «Не твое дело!», но у нее не было сил на споры и ей очень нужна была моя помощь.

– Смесь и бутылочка на столе. Чайник я закипятила.

– Мне нужно переодеться.

– Соня!

Я демонстративно медленно прошла в зал, взяла из шкафа свой халат и ушла в ванную комнату. Сняла мокрое платье, колготки. И в халате, замершими ногами пошла на кухню. Марина все это время стояла в коридоре. Взгляд, которым она сопровождала меня, был переполнен отчаяния.

Через полчаса сытая малышка спала в своем манеже, Анжела обиженно пялилась в телевизор, я сидела в наушниках в углу дивана. Марина гремела посудой на кухне, я ждала, когда она приготовит ужин. В нетерпении зашла на кухню, а Марина моет посуду.

– Я думала, ты кушать готовишь.

– Яиц пожарь – кинула она мне через плечо, у раковины.

– Мужа тоже будешь яйцами кормить? – спросила я и открыла холодильник – не густо – заключила я.

Думаю, Марина в очередной раз с удовольствием заткнула бы меня резким словечком, но на мое удивление она снова и снова прощала мне мое отвратительное поведение.

Заметив на плите кастрюлю с кипящей водой, я со спокойной душой ушла на диван. Ужину быть, значит.

Как чудесно, что можно вот так жить в своем телефоне. Для уединения не нужна ни собственная жилплощадь, ни отдельная комната, и даже ни целый диван, а всего лишь его уголочек. Чтобы скрючиться там над своим телефоном.

Пришел Вася. Зашел на кухню поцеловать жену, проходя мимо спросил у Анжелы как дела и, не дождавшись ответа, скрылся в спальне. На меня даже не посмотрел. Не любит меня. Да и не за что, конечно.

Я вот тоже в одночасье поняла, что любить мне больше некого. Лет пять назад я узнала, что моя мама мне вовсе не мама, а мамой оказалась сестра Марина, которая родила меня в пятнадцать и за ненадобностью отдала своей. Сейчас и вспомнить смешно, как тяжело мне далось это знание на тот момент. Хотя, что такого-то? Какая разница, от чьих плотских утех я получилась? Мама-то трудилась, и по сей день трудится для меня. А Марина?

Выплакав и в меру выстрадав новое знание, я все-таки нашла в себе немного злости, чтобы испортить Марине жизнь. Я покинула родную деревню и переехала к Марине в город. Мне постелили на диване в надежде, что я ненадолго. Но я нашла работу, на деньги, что мама дала с собой, купила себе телефон, такой в котором можно жить. Васе мое присутствие было неприятно, Анжела, глядя на родителей, тоже старалась меня не любить, но ее ко мне тянуло.

Однажды Марина радостно сообщила мне, что ждет ребенка. Радостно, потому что считала это достаточно весомым доводом, чтобы указать мне на дверь. Я поздравила, сказала, что могу забрать Анжелку из родительской спальни к себе на диван, когда родится малыш. Марина изменилась в лице, но ничего не сказала.