Рассказы с того света

— Жила-была, — начинает мать, — юная девушка, у нее были мать и старшая сестра, ужасно, как ты увидишь, злая. Сбежав из России, они два года провели в Польше, в ожидании американских виз. Дело было в маленьком польском городке, зимой, когда свирепствовали холод и голод, что для той страны всегда было в порядке вещей.

Все поднимаются с мест, а я даже не замечаю.

— Вставай, — подсказывает мать.

Вверх-вниз. Один из способов по-быстрому уважить Всемогущего.

— Все мы были беженцами из России, — продолжает мать. — На ночь нас пускали в синагоги, но днем, на время служб, мы обязаны были уйти. Мужчины спали внизу. Мы с твоей бабушкой и моей сестрой ютились на галерее, на ступеньках между скамьями.

Дважды в день община кормила нас чуть подслащенным рисовым супом из сухого молока. Это составляло весь наш дневной рацион.

Сестра воротила нос, и матери пришлось продавать наши пожитки, чтобы ее подкормить. Мать недоедала, лишь бы побаловать старшенькую.

Чтобы матери с сестрой было полегче, я нанималась в прачки к горожанам, таскала на реку вороха одежды, выколачивала на льду каждую вещичку. В то время о резиновых перчатках и не слыхали. Мои руки так дубели от холода, что час потом не могли отойти.

Я ей сочувствую, но меня подстегивает нетерпение:

— А возлюбленный? Ты повстречала его возле реки? Как сирена, приманила его на берег?

Но историю рассказывает мать, а ее подгонять бесполезно.

— Трудно мне приходилось, — говорит мать. — От студеной речной воды у меня всю жизнь потом страшно сводило руки. Такая вот награда за мое доброе дело.

— А сестра?

— Ей надоело. Быть бедным — это так скучно. «Что нам делать?» — ныла она. Я кое с кем переговорила, и, тут ты уже знаешь, мы создали театр. У меня был дрей, дивный поворот головы, я умела делать реверансы, петь, немного танцевала, хорошо запоминала текст. А сестра стала билетершей. К нам присоединились некоторые горожане, и среди них был один студент, красивый юноша.

— Мама! — ахаю.

— Стройный. — Голос мамы звучит мечтательно. — Белокурый, с добрыми глазами, то ли голубого, то ли орехового цвета, забыла.

— И что было дальше? — мне невтерпеж.

По проходу приближается служка. Я поспешно вскакиваю на «тихую» молитву. Во время этой молитвы служка не имеет права вас беспокоить.

— Чудом пронесло, — говорит мать.

Снова садимся.

Загораживаюсь молитвенником. Служка оглядывает общину, выискивая нарушителей порядка.

— Говори! — шепчу матери.

— Мы с тем юношей в чем только не играли: в любовных историях, трагедиях, драмах, даже музыкальных комедиях. Я участвовала во всех пьесах, где и он, только главные роли мне выпадали нечасто.

Даже сейчас ей горько об этом вспоминать.

— На них претендовала одна богатая девушка из того городка. Наши актеры из числа местных жителей настаивали, чтобы главные роли отводились ей, хотя всем было очевидно, что у нее длинный нос и жидкие волосы.

— А твоя сестра? Развеселилась, наконец?

— Нет, она мне завидовала. Помогала репетировать и нудила: «Слишком тихо подаешь реплики. А это вообще говоришь не так. Тебя поднимут на смех».

Раввин с возвышения хмуро косится на мой ряд. Я срочно ныряю за оброненной перчаткой.

— А дальше? — шепчу с пола.

— Спектакли приносили небольшой доход. Основная часть денег шла в пользу беженцев, но перепадало и актерам. Поэтому я сказала: «Мамуля, я больше не могу стирать на реке. Я должна репетировать. Пошлите Фанни».

— Молодец! — одобряю я.

— Моя старшая сестра Фанни мнила себя чуть ли не царицей Савской. Мать родила Анну после двух выкидышей и была так счастлива, что купала ее в молоке. А тут сестре предлагали полоскаться в ледяной реке.

— Она была того? — уточняю.

— Можно и так сказать, — отвечает мать. — Но кто знал? Однажды у нас появилась чудесная роль — Леи, невесты в пьесе С. Ан-ского «Диббук»[33]. Лея одержима духом своего погибшего возлюбленного. После его смерти Лею против воли хотят выдать за другого, и тут в нее вселяется дух прежнего жениха. Естественно, на роль пробуют ту богачку. Все, как обычно, перед ней стелются. И вдруг внезапно встреваю я: «Я могу сыграть и Лею, и Диббука. Вам не понадобится вторая актриса». Сначала я представила им нежную влюбленную Лею, затем изобразила, как из девичьего рта вырывается утробный голос — это говорит призрак, отвергнутый любовник. Длинный нос у богатой девушки с досады вытянулся еще сильнее. А я получила роль. Мой возлюбленный был в зале во время премьеры. В том спектакле он не участвовал. После представления он встал в первом ряду, в самом центре, и принялся мне хлопать, а потом у меня в руках очутились цветы.

— Мама! — восклицаю я. История пробрала меня до глубины души.

— Потом он исчезает. Я все играю, а он не приходит. «Ты его не видела?» — спрашиваю у сестры. «Нет, — отвечает она. — Ты на него прямо-таки вешалась, бесстыжая». Я была такая молоденькая. Жизни не знала. Мы спали все вместе в углу галереи, и я ждала, пока мать с сестрой уснут, чтобы дать волю слезам.

— Что-то твоего парня сегодня не видно? — спрашивая, Фанни не отрывалась от продажи билетов.

— Он не мой парень, — отвечаю я.