Рациональность. Что это, почему нам ее не хватает и чем она важна

Не менее популярен и калейдоскоп выдумок, которые историк науки Майкл Шермер называет нелепыми поверьями[376]. Многие люди поддерживают конспирологические теории вроде того, что холокоста не было, убийство Кеннеди — следствие заговора, а башни-близнецы Всемирного торгового центра были разрушены управляемым взрывом, устроенным, чтобы оправдать американское вторжение в Ирак. Разномастные провидцы, культы и идеологии внушают своим последователям, что конец мира близок; они никак не договорятся, насколько близок, но запросто переносят дату апокалипсиса, с неудовольствием обнаружив, что все еще живы. От четверти до трети американцев верят, что Землю посещали инопланетяне — либо в наши дни (эти калечат коров и оплодотворяют женщин, чтобы вывести гибрид человека и пришельца), либо в древности (эти возводили пирамиды и изготавливали статуи острова Пасхи).

* * *

Чем объяснить эту пандемию ахинеи? Тут любого замутит, как Чарли Брауна из комикса Peanuts^{36}, особенно если Люси, судя по всему, представляет значительную часть твоих соотечественников.

Для начала давайте откажемся от трех популярных объяснений — и не потому, что они неверны, но потому что они слишком поверхностны, чтобы ими удовлетвориться. Первое из них, должен признать, — тот самый перечень логических и статистических ошибок, которому посвящены предыдущие главы. Конечно, источник многих предрассудков — это совпадения, значение которых преувеличивается, нежелание учитывать априорную вероятность, неправомерные обобщения и безосновательный переход от корреляции к причинности. Наглядный пример тому — бредовая идея, будто вакцины вызывают аутизм, основанная на наблюдении, что симптомы аутизма по чистому совпадению проявляются как раз в том возрасте, когда детям делают первые прививки. И да, все эти заблуждения — следствия нехватки критического мышления и отказа обосновывать убеждения доказательствами; это, собственно, и позволяет нам называть их ложными. Но ни один специалист по когнитивной психологии не смог бы предсказать движение QAnon, да и его сторонники вряд ли передумают, прослушав курс по логике или теории вероятности.

Второй бесперспективный путь — винить в сегодняшней нерациональности любимого козла отпущения нашего времени, социальные сети. Теории заговора и вирусная дезинформация, скорее всего, стары, как человеческая речь[377]. В конце концов, что представляют собой рассказы о чудесах, которыми полнятся священные писания, если не высосанные из пальца истории о паранормальных явлениях? Евреев веками обвиняли в том, что они травят колодцы, приносят в жертву христианских детей, контролируют мировую экономику и раздувают коммунистические мятежи. История знает немало примеров, когда обвинения в гнусных заговорах, а за ним и насилие обрушивалось на представителей других рас, меньшинств и сообществ[378]. Политологи Джозеф Юсински и Джозеф Парент проследили популярность теорий заговора по письмам в редакции ведущих американских газет за период с 1890 по 2010 г. и не обнаружили никаких изменений; кстати, за следующие десять лет показатели тоже не возросли[379]

. Что до фальшивых новостей, то в годы, предшествовавшие появлению фейсбука^{37} и твиттера, необычайные истории, случившиеся с другом одного знакомого, циркулировали в виде городских легенд (нянька-хиппи, зажарившая ребенка в духовке, жареные крысы в KFC, садист, который травит детей ядовитыми конфетами на Хэллоуин) или украшали обложки дешевых таблоидов («Новорожденный заговорил и рассказал о рае»; «Дик Чейни — робот»; «Хирурги пришили голову мальчика к телу его сестры»)[380]. Может, социальные сети и правда увеличивают скорость распространения подобных измышлений, но вкус к буйным фантазиям глубоко укоренен в природе человека: истории эти сочиняют люди, а не алгоритмы, и именно к людям они и обращены. Наконец, какая бы паника ни бушевала из-за фальшивых новостей, их политическое влияние невелико: фейки возбуждают не особо многочисленных ценителей, но не переубеждают широкие слои неопределившихся[381].

И наконец, нам нужно отказаться от лежащих на поверхности отговорок, всего лишь объясняющих одну нерациональность другой. Если мы скажем, что люди верят в какую-нибудь ложь, потому что она их утешает или помогает отыскать смысл в происходящем, это ничем не поможет, потому что лишь поставит вопрос, почему убеждения, которые не могут принести ничего хорошего, могут дарить людям ощущения комфорта и завершенности. Реальность — мощный фактор эволюционного отбора. Человекообразная обезьяна, которая успокаивает себя мыслью, будто лев — это черепаха, или ест песок, считая, что таким образом насытится, будет вытеснена конкурентами, не потерявшими связи с реальностью.