Рациональность. Что это, почему нам ее не хватает и чем она важна

И это тоже верно не только для придуманных экспериментаторами игр. Предположим, у вас диагностировано угрожающее жизни онкологическое заболевание, которое можно излечить либо оперативным вмешательством, что предполагает некоторый риск смерти на операционном столе, либо лучевой терапией[272]. Испытуемым сообщали, что из ста пациентов, выбравших операцию, 90 ее пережили, 68 были живы спустя год, а 34 преодолели пятилетний рубеж. Из сотни выбравших облучение лечение пережили все 100, 77 были живы спустя год, а 22 человека прожили больше пяти лет. В такой формулировке лучевую терапию выбирали меньше 5 % испытуемых — ожидаемая полезность на длительном отрезке времени казалась им важнее.

Но что будет, если поставить вопрос иначе? Из каждой сотни пациентов, выбравших операцию, 10 умерли на операционном столе, 32 скончались в течение года и 66 — за пять лет. А вот из той сотни, что прошли через облучение, в процессе лечения не умер ни один, 23 скончались в течение года и 78 человек не преодолели пятилетний рубеж. Теперь почти половина опрошенных предпочитала лучевую терапию. Они соглашались на более высокий общий риск умереть при условии, что лечение не убьет их прямо сейчас. Но и оба предложения описывают одни и те же шансы, изменилась лишь подача: внимание акцентируется либо на числе выживших, что воспринимается как приобретение, либо на числе умерших, что расценивается как потеря.

Неудивительно, что склонность нарушать аксиомы рациональности распространяется с личных решений на политические. За 40 лет до пандемии ковид-19 — сегодня это звучит зловещим предостережением — Тверски и Канеман предлагали испытуемым «представить, что в США ожидается вспышка необычной азиатской болезни»[273]. Я, пожалуй, приведу их пример в соответствие с современными реалиями. Согласно расчетам, если коронавирус не остановить, он убьет 600 000 американцев. Ученые разработали четыре вакцины, но произвести в достаточном количестве можно лишь одну из них. Если выбрать Миракулон, мы спасем 200 000 человек. Если выбрать Вандерайн, с вероятностью 1 к 3 будут спасены все 600 000 жизней, но с вероятностью 2 к 3 число жертв сократить не удастся. Большинство опрошенных избегают риска и выбирают Миракулон.

Теперь сравним два других варианта. Если выбрать Регенеру, умрут 400 000 человек. Если выбрать Превентавир, с вероятностью 1 к 3 не умрет ни один и с вероятностью 2 к 3 умрут все 600 000 человек. Теперь вы уже умеете замечать вопросы с подвохом и наверняка видите, что эти варианты идентичны; они отличаются лишь постановкой вопроса: либо исходы подаются как приобретения (спасенные жизни), либо как потери (смерти). Но иная подача меняет предпочтения: теперь большинство опрошенных идут на риск и выбирают Превентавир, дающий надежду спасти всех. Легко себе представить, как можно манипулировать людьми, используя правильные формулировки. Чтобы такого не случалось, следует надлежащим образом представлять данные, например всегда упоминать как приобретения, так и потери или же показывать их в графическом виде[274]

.

Тверски и Канеман объединили наше искаженное восприятие вероятностей с нашим же беличьим отношением к потерям и приобретениям в теорию, которую они назвали теорией перспектив[275]. Это альтернатива теории рационального выбора, и цель ее — описать, как люди выбирают на самом деле, а не указать, как им следует это делать. Первый график показывает, каким образом «вес решения» (субъективное ощущение вероятности, влияющее на наш выбор) связан с объективной вероятностью[276]

. Кривая круто идет вверх в районе 0 и 1 (причем вблизи этих особенных значений имеются разрывы), более или менее объективна около 0,2 и практически выходит на плато посередине, где мы не отличаем, например, 0,10 от 0,11.

Второй график — кривая субъективной выгоды[277]. Его вертикальная ось привязана не к нулю, а к подвижной отправной точке, обычно отражающей сложившееся положение вещей. На горизонтальной оси отложены не абсолютные величины — доллары, жизни или какие-либо другие ценные ресурсы, но потери и приобретения относительно этой отправной точки. И в области потерь, и в области приобретений кривая субъективной выгоды выпукла: каждая дополнительная приобретенная или потерянная единица ценится меньше предыдущей, но в поле отрицательных значений график уходит от горизонтальной оси круче: потеря приносит в два с лишним раза больше боли, чем приобретение — удовольствия.