Особое место в истории концентрационного лагеря Равенсбрюк занимает тема работы узниц в нацистских борделях различного типа – для СС, вермахта, рабочих принудительного труда и узников мужских концентрационных лагерей. Публичные дома отличались не только разными условиями жизни в них женщин, что обусловливалось прежде всего контингентом посетителей, но и задачами, которые ставили перед ними нацисты. Так, на бордели для солдат и офицеров вермахта возлагалась функция борьбы с гомосексуализмом и венерическими заболеваниями в армии. Бордели для мужчин, принудительно угнанных на работу в Германию, должны были способствовать повышению производительности труда и исключить половые связи иностранцев с немецким населением. Публичные дома для СС способствовали, по всей вероятности, «отдыху» представителей «арийской» расы. И наконец, бордели, появившиеся в 1942 г. при мужских концентрационных лагерях, должны были стимулировать работу узников на предприятиях и продолжать политику атомизации лагерного общества. Узники, получавшие возможность посещения публичных домов, вызывали зависть и ненависть у солагерников[376]
.Основной контингент женщин, отправлявшихся на работу в бордели, формировался в Равенсбрюке. При этом привлекались не только бывшие проститутки, но и представительницы других лагерных категорий[377]
. Главными критериями для отбора в бордели служили как сексуальный опыт женщин, так и их здоровье, красота. В большинстве случаев женщин принуждали к работе в борделях. Лагерная администрация также могла обманывать узниц, особенно на ранних этапах существования публичных домов, обещая женщинам хорошую зарплату, жильё, еду, одежду и, что особенно важно, свободу после шести месяцев работы[378]. Бывшая узница Равенсбрюка Э. Бухман так описывала отбор узниц в бордели: «В лазарете Равенсбрюка их выводили напоказ раздетыми, и эсэсовские офицеры сортировали их. Конечно, дело не обходилось без целого потока самых омерзительных и похабных острот. Заключенные должны были доказывать свои «способности», повествуя о своем «опыте»[379]. Пытаясь избежать суровой лагерной действительности, многие узницы верили обещаниям администрации и соглашались, тем более что нацисты обращались прежде всего к заключенным, которые находились в совершенно бедственном положении. Абсолютное большинство узниц, оказавшихся в борделях, было вынуждено терпеть издевательства эсэсовцев. Основная масса женщин, заразившись венерическими заболеваниями или забеременев, возвращалась в Равенсбрюк[380]. Позже, когда информация о происходившем в борделях получила распространение, женщины старались любыми способами избежать направления в публичные дома.Физическое насилие, являвшееся основным и перманентным методом деперсонализации личности узниц, а также разрушения их половой идентичности, присутствовало на всех этапах лагерной жизни женщин. Это насилие выражалось в ежедневных многочасовых перекличках узниц, направлении их в штраф-блок и бункер, где помимо сокращения пайка с 1940 г. применялось и наказание в виде ударов плетью[381]
. Одна из бывших узниц, М. Вёлькерт, вспоминала, что после избиения комендант лагеря вместе со своими ближайшими сотрудниками заставил ее и еще нескольких узниц «выстроиться в ряд, нагнуться и поднять юбки». Все это сопровождалось циничными замечаниями и издевательствами[382]. Другой демонстрацией абсолютной власти СС были изнасилования заключенных. Вторгаясь в интимную сферу узниц, эсэсовцы унижали женщин, наносили серьезную травму их психическому и физическому здоровью[383].Однако особое место в истории Равенсбрюка занимали операции по стерилизации женщин[384]
, проводившиеся К. Клаубергом и Х. Шуманом в начале 1945 г. Опыты К. Клауберга основывались на введении в живот женщин инъекций сульфата бария и смеси формалина с новокаином. Они были признаны недостаточно «эффективными», ибо узницы после них долго болели и не могли работать на предприятиях[385]. В отличие от К. Клауберга, Х. Шуман применял для стерилизации рентген, приводивший к сильному облучению заключенных[386]. В течение 1945 г. в Равенсбрюке было стерилизовано от 70 до 140 узниц[387]. В основной массе операциям подвергались цыганки. При этом женщинам приходилось писать заявление о добровольности своего согласия на стерилизацию, которая, по обещаниям врачей, могла обеспечить освобождение из лагеря. Тем не менее и после операции узницы свободу не получали[388]. Таким образом, жестокое воздействие извне приводило к разрушению одной из основных составляющих гендерной идентичности женщин – представления о себе как о матери.