Равенсбрюк. Жизнь вопреки

Однако обращение к вопросу о положении женщин в концентрационном лагере Равенсбрюк будет неполным без рассмотрения тех методов, с помощью которых узницы пытались сохранить свою гендерную идентичность[389]. Например, некоторые из вновь прибывавших в лагерь заключенных обращались к различным методам психологической защиты уже во время процедуры посещения «бани». Бывшая узница А. Бруха вспоминала о том, как она заставляла себя представить окружающую действительность в виде театральной постановки, в которой она принимает участие, наблюдая за действием со стороны[390]. Другая заключенная вспоминала в своих мемуарах слова старой француженки, борца Сопротивления, которая внушала: «Дети, эсэсовец – это не мужчина и не человек. Он для меня ящик». Под ее воздействием девушки проходили мимо эсэсовцев, не воспринимая происходившее столь негативно, как это могло бы быть[391]

. В некоторых случаях фактором, смягчавшим шок лагерной «инициации», становился юный возраст девушек, а значит, и незавершенность процесса становления женской идентичности[392].

Узницы Равенсбрюка боролись за сохранение своей внешней женственности и индивидуальности. Все женщины с особой тщательностью заботились о своих волосах, используя редкую возможность помыть голову, расчесаться или даже создать подобие причесок[393]. Заключенные пытались также видоизменить униформу, например повязав платок или фартук несколько иначе, чем было положено, добавив внелагерные элементы к лагерной одежде, в частности нижнее белье. Помимо этого, узницы обменивали на хлеб такие редкие в концентрационном лагере вещи, как помаду или румяна[394]

, подчеркивая тем самым, хотя бы изредка, приоритет женственности над витальными потребностями в пище.

Отдельное внимание обращают на себя те виды труда, которые облегчали возможность реализации стратегии сохранения узницами собственной гендерной идентичности. В данном случае яркими примерами являлись немки – «свидетельницы Иеговы» и некоторые заключенные по политическим мотивам. Если первые зачастую работали уборщицами, сиделками или нянечками в домах эсэсовцев, то вторые могли трудиться в зданиях администрации. Постоянный контакт с лагерным руководством позволял данным группам узниц сохранять волосы, чисто одеваться, принимать душ, а также размещаться в специальных бараках[395]. Подобные преимущества могли иметь и девушки, которые соглашались на сексуальные контакты или принуждались к ним эсэсовцами и заключенными. Однако другие узницы относились к этому отрицательно, что объяснялось не завистью к их внешнему виду, а фактом согласия на подобное специфическое «сотрудничество» с врагом.

В соответствии с нацистской идеологией труд женщин на промышленных предприятиях характеризовался как низкоквалифицированный и трудоемкий[396]. Именно это позволило эсэсовской фирме «Текслед» избежать внедрения сложных станков в цехах для ткацкого производства и ограничиться хотя и более модернизированными, но все же швейными машинами. В итоге женщины не только осуществляли понятную и приемлемую для них работу, но и «Текслед» имела постоянную прибыль. Фирмы, использовавшие труд мужчин-заключенных, были обязаны применять высокотехнологичное оборудование и, таким образом, зачастую обрекались на неудачу, ибо узники оказывались не в состоянии освоить подобную технику[397]

.

Женщины-заключенные тащат вагон по территории лагеря

Восстановлению и поддержанию женской идентичности могли способствовать и контакты узниц с мужчинами – эсэсовцами, узниками или представителями гражданского населения. Опасность жестокого наказания за связь «арийцев» с «недочеловеками» не исключала интимных связей эсэсовцев и заключенных-женщин, обе стороны были вынуждены лишь держать это в строгом секрете[398]. Со стороны узниц такая близость могла использоваться и как средство выживания. Кроме того, женщины пытались общаться с представителями мужского отделения, существовавшего в Равенсбрюке. Хотя подобные попытки жестоко пресекались надзирательницами[399], тем не менее некоторым узницам удавалось устанавливать переписку между двумя частями лагеря[400]. Недостаток мужского внимания способствовал тому, что немцы-мастера на фабриках при лагере, то есть представители государства-врага, проявлявшие к узницам симпатию, запоминались последними почти всегда весьма положительно. Бывшая узница Равенсбрюка Е.И. Нечитайло вспоминала: «Я попала к одному мастеру – Францу, в цех. Он был очень хороший человек. Он все говорил мне: «Лена, когда вернешься домой, пришли мне крымского табака». Я бы, конечно, это с удовольствием сделала, но в это время нас Сталин считал изменниками родины, поэтому я ничего не могла сделать. А ведь он мне дважды спасал жизнь»[401].