Равенсбрюк. Жизнь вопреки

Р. Да, да.

И. А в Нойбранденбурге тоже так?

Р. То же самое.

И. Все равно в основном поляки.

Р. Да, да. Вы знаете, эти поляки, нельзя, конечно, на них говорить, но такое впечатление, генетическая озлобленность, что все их вот так вот, с нашей стороны, с той стороны им досталось очень. А Варшава, это вы знаете, я проезжала, потом уже даже много лет спустя, и все равно еще окраины были разрушены.

И. И они в основном были «блоковыми»?

Р. Да, несмотря на то, их немцы ставили.

И. Даже над поляками?

Р. Ну нет, я бы не сказала, конечно, больше всего над советскими.

И. И немок заключенных они обходили стороной?

Р.

Да, нас они ненавидели, конечно, в полном смысле слова.

И. А они вот, будучи «блоковыми», на польском продолжали общаться, то есть с ауфзеерками?

Р. Да, да.

И. Не знали немецкого в основном?

Р. Нет, знали.

И. То есть выбирались все-таки те, кто владел языком?

Р. Знал все-таки.

И. И получается, что тогда в канцелярию или еще куда-то назначались те, кто опять же с языком немецким?

Р. Нет, а куда там было назначаться. Работать – мы работали все одинаково.

И. Ну там, например, где регистрировались заключенные.

Р. Это нас уже не касалось, как они там регистрировали. Может быть, списки, которые присылали, а мы уже этого не касались. Нас уже на месте регистрировали. Регистрировали, ну, просто выдавали нам после этого душа, выдавали эту арестантскую форму и эти номера, и треугольники.

И.

Вы упоминали о том, что опыты проводились в основном на польских заключенных?

Р. Да.

И. И на советских тоже?

Р. Вы знаете, пожалуй, нет.

И. То есть вам не встречались?

Р. Я же говорю, бывают люди, я даже не знаю, откуда они, сейчас, когда Урбан приглашал. Она, допустим, рассказывает такую байку. Это я считаю байка самая настоящая. Что ей было четыре годика примерно, и у нее брали кровь, а для чего брали, рядом лежал генерал в погонах, и из ее руки ему переливали. Ну, вы знаете, это такая сказка. Она в четыре года знала, что это генерал лежит. Не знаю, просто мне кажется медицинский метод, можно такой рассказать.

И. В ревире, лагерной больнице, там тоже в основном, кто работал, помогали? Врачи были немцы.

Р. Нет, заключенные в основном.

И. Заключенные-врачи. А по национальности – поляки или другие?

Р. Может быть, и поляки, вы знаете, я старалась туда не заглядывать.

Бывает вот такой случай. Вот едем, на пятидесятилетие кажется, едем в поезде, и сидит рядом со мной женщина. Фамилия Данилова, она есть у меня на фотографии. И разговариваем, кто откуда. Я ей сказала, что я из Сталино. Она говорит, я тоже. Оттуда я почти не встречала из Донецка. Я говорю: «Учились где-то»? Она: «Да, я заканчивала мединститут». Я говорю: «А из Савранских вы кого-нибудь знали»? Она говорит: «Конечно, Мишу я знала». То есть моего брата. Он из очень бедной семьи. Ну, я, конечно, начала расспрашивать. Прошло столько лет, полвека прошло, рядом сидеть с человеком, который знает твоего брата. Мир настолько тесен.

И.

То есть вы находились в лагере, и ревир – это было место, где в основном убивали, и то есть в лагерную больницу лучше не попадать.

Р. Там-то не убивали.

И. Не лечили и, естественно, отправляли как ослабших людей.

Р. Нет, но были, конечно, и надзирательницы, и если они видели, что собой представляет тот или иной человек, то, конечно, о нем докладывали. Врачи тут ничего не могли сделать. Иногда они под всякими другими, бывали такие случаи, насколько я слышала, что они всячески старались выписать.

И. А фамилия такой француженки, как Морель[765], вам ничего не говорит?

Р. Нет. Фамилии вообще там…

И. Может быть, после сталкивались с ней?

Р. Нет.

И. Если вернуться к периоду, когда прошел этот митинг, когда Вы его переводили, там вам предложили, сказав, вы будете переводчицей, вы нас устраиваете, и вы согласились, не раздумывая? Или сомневались?

Р. Нет, я не сомневалась. Во-первых, мы еще были патриотами, и я считала своим долгом остаться и помочь. То есть это святой долг был. Ведь всех, кого освобождали, кто был «остарбайтер», кто из концлагеря, помещали в лагерь для отправки на родину. Это был проверочный пункт.

И.

Фильтрационный.

Р. Фильтрационный пункт. Но так как я работала в оперативном секторе, то я просто поехала вместе с сотрудниками нашими, и мне просто выдали справку, что я прошла фильтрационный пункт. Предоставление по месту жительства. А со мной еще поехала одна из Марий и говорит: «Куда ты поедешь, приезжай к нам». И написала Запорожье как место пребывания. А так у меня этого нигде не требовали.

И. Это в каком году проходила эта проверка?

Р. В 1945-м.

И. Прямо сразу, в тот момент?

Р. Прямо сразу. Просто для приезда на родину.

И. Но на родину вы не вернулись, а остались там.

Р. Осталась, но все равно мне нужно это, что я прошла этот фильтрационный пункт.

И. И как выглядел этот фильтрационный пункт? О чем вас спрашивали?

Р. Ничего не спрашивали. Раз человек работал в таком месте.

И. Без вопросов.

Р. Безо всяких вопросов. Просто выдали ему, кто со мной поехал, и он передал мне этот документ.