Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

— По-моему, лучше все-таки, чтобы это сделала я. Если меня застанут, я всегда могу сказать, что искала аспирин или какое-нибудь другое лекарство. А мужчина, застигнутый в комнате у миссис Переньи, — это уже пища для разговоров.

— Пикантного свойства, — ухмыльнулся Томми.

Но ухмылка тут же пропала. Выражение его лица сделалось серьезным и озабоченным.

— Хорошо, старушка, при первом же удобном случае. Новости сегодня дурные. Надо действовать.

5

Томми продолжил свой моцион и заглянул в почтовое отделение, где заказал разговор с «мистером Грантом», которому рассказал, что «недавняя операция прошла успешно, и наш друг К. определенно участвует». Затем он написал и отправил письмо. Оно было адресовано «мистеру Альберту Батту, „Пес и Гусь“, Гламорган-стриг, Кеннингтон»[262].

И в заключение Томми купил еженедельную газету, претендующую на роль «провозвестника» для всего английского мира, и гуляючи, беспечно зашагал в гору по направлению к «Сан-Суси».

Неожиданно его окликнул зычный голос капитан-лейтенанта Хейдока:

— Привет, Медоуз! Давайте подвезу!

Томми с благодарностью принял приглашение и забрался к нему в машину.

— Вы читаете эту пакость? — заметил Хейдок, кивнув на красный разворот «Новостей из первых рук».

Мистер Медоуз, как все читатели одиозного еженедельника, застигнутые с уликой в руках, слегка смутился.

— Да, дешевая газетенка, — признал он. — Но, иногда, знаете ли, они действительно получают, похоже, доступ к засекреченной информации.

— А иногда попадают пальцем в небо.

— О да, несомненно.

— На самом-то деле хитрость в том, — принялся рассуждать Хейдок, небрежно выруливая на круговой поворот и едва не налетев на огромный фургон, — что когда их прорицания сбываются — это запоминаешь, а когда врут — нет.

— Как вы думаете, есть хоть какая-то толика правды в слухах, что будто бы Сталин ищет с нами контакта?

— Желаемое за действительное, милейший, они выдают желаемое за действительное. Русские — мошенники и всегда такими были. Нельзя им верить, я так считаю. Вы, я слышал, приболели?

— Пустяки. Приступ сенной лихорадки. Всегда у меня бывает в это время года.

— A-а, ну понятно. Сам я этим никогда не страдал, но один мой друг был подвержен. Каждый год в июне заболевал как миленький. А сейчас ничего себя чувствуете? Хватит сил на одну партию в гольф?

Томми ответил, что был бы очень рад.

— Решено. А если прямо завтра? Вот что я вам скажу. Мне завтра надо на собрание насчет того, чтобы сколотить местный корпус самообороны на случай воздушного десанта. Отличная идея, если хотите знать мое мнение, пора нам каждому внести свой вклад. Так что, может быть, часов в шесть?

— Спасибо. С удовольствием.

— Прекрасно. Значит, договорились.

Капитан-лейтенант резко затормозил у ворот «Сан-Суси».

— Как поживает очаровательная Шейла? — спросил он.

— По-моему, хорошо. Я ее мало видел эти дни.

Хейдок разразился громким лающим хохотом.

— А хотелось бы побольше, а? Красивая девушка, но чертовски нелюбезна. Завела дружбу с этим немецким парнем. Непатриотично, я так считаю. Можно понять, что ее не интересуют старые пни вроде нас с вами, но мало у нас разве своих прекрасных парней на военной службе? Зачем ей этот чертов немец? Меня такие вещи бесят.

Мистер Медоуз проговорил:

— Остерегитесь. Он как раз поднимается сюда вслед за нами.

— Пусть слышит, мне дела нет. Даже рад буду. С удовольствием бы дал мастеру Карлу пинок под зад. Каждый порядочный немец сейчас сражается за свое отечество, а этот отсиживается здесь!

— Зато, по крайней мере, у немцев будет одним солдатом меньше, когда они начнут высадку у нас.

— То есть один уже здесь, вы хотите сказать? Ха-ха! Остроумно, Медоуз! Не то чтобы я верил в эту чепуху насчет вторжения. На наши берега никогда не ступал враг и никогда не ступит. У нас есть флот, слава тебе Господи!

С этим патриотическим возгласом капитан-лейтенант Хейдок дал газ и рванул во весь опор вверх по склону к «Привалу контрабандистов».

6

Таппенс подошла к воротам «Сан-Суси» без двадцати минут два. Она свернула с подъездной аллеи, прошла по саду и вошла в пансион через открытую садовую дверь гостиной. Из глубины дома доносились запахи «ирландского жаркого»[263], звон посуды и приглушенные голоса. В «Сан-Суси» были заняты ответственным делом — обедали.

Таппенс выждала за дверью гостиной, пока горничная Марта не прошла через холл в столовую, а тогда, сняв туфли, взбежала на второй этаж. Зайдя на минуту к себе, она сунула ноги в мягкие фетровые тапочки, вышла на площадку и проскользнула в комнату миссис Переньи.

Оказавшись внутри, Таппенс огляделась. Ей было противно. Малоприятное занятие — лезть в чужую жизнь. Совсем непростительное, если миссис Перенья на самом деле — просто миссис Перенья.

Таппенс нетерпеливо, по-собачьи встряхнулась, как, бывало, когда-то в молодости. Война же идет. Чего тут раздумывать?