Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

На этом свидетельские показания были исчерпаны. Коронер объяснил присяжным, что Ванда Полонская погибла от руки миссис Спрот, но что на последней вины нет. Какие чувства двигали погибшей, неизвестно. Возможно, ненависть к Англии. На некоторых подарках, получаемых польскими беженцами, указываются имена английских отправительниц, может быть, Полонская узнала имя и адрес миссис Спрот именно таким способом, но что толкнуло ее на похищение девочки, представить себе гораздо труднее — возможно, это была какая-то совсем уж безумная мысль, невообразимая для человека в здравом уме. Полонская, по ее собственным словам, перенесла на родине тяжелую утрату, из-за этого она вполне могла повредиться умом. С другой стороны, не исключено, что она была вражеским агентом.

Присяжные вынесли вердикт в полном согласии с речью коронера.

2

Назавтра после дознания миссис Бленкенсоп и мистер Медоуз встретились, чтобы обменяться впечатлениями.

— Ванда Полонская уходит, и концы, как всегда, в воду, — мрачно сказал Томми.

Таппенс кивнула.

— Да. Глухая стена. Никаких документов, неизвестно, откуда к ней и ее брату поступали деньги, с кем они имели контакты.

— Ловкачи, черт их дери, — вздохнул Томми и потом сказал: — Знаешь, Таппенс, не нравится мне создавшееся положение.

Таппенс оно тоже не нравилось. Известия с войны поступали довольно мрачные. Французская армия отступала, и что-то не похоже было, что военная удача еще может перевернуться. Шла эвакуация из Дюнкерка[271]

. Еще день-другой, и Париж падет, в этом не приходилось сомневаться. Выяснилось, ко всеобщему ужасу, что не хватает снаряжения, чтобы противостоять напору механизированных немецких колонн.

Томми сказал:

— Что это, наши обычные головотяпство и нерасторопность? Или за всем этим еще стоит чья-то работа?

— Думаю, что второе. Но доказательств никаких нет и не будет.

— О да, черт подери. Наши противники слишком хитры.

— В последнее время мы выловили немало предателей.

— Верно. Но все мелкая сошка. Самоочевидная публика. До центра, который всем руководит, нам, похоже, не добраться. Там — мозг, организация, тщательно продуманный план, в котором учтены и наша нерасторопность, и наши внутренние распри, и наша привычка долго раскачиваться.

Таппенс сказала:

— Это — наша задача. А мы не получили никаких результатов.

— Кое-что получили, — возразил Томми.

— Карл фон Дейним и Ванда Полонская. Незначительные люди.

— Думаешь, они работали вместе?

— Скорее всего, — нахмурив брови, ответила Таппенс. — Не забудь, я видела, как они совещались.

— Тогда, выходит, Карл фон Дейним организовал похищение девочки?

— По-видимому.

— Но для чего?

—. Вот именно, — кивнула Таппенс. — Я все время об этом думаю. Не видно смысла.

— Зачем было похищать именно этого ребенка? Кто такие Сироты? Люди скромного достатка — значит, не ради выкупа. И ни он, ни она не состоят на службе в правительстве.

— Верно, верно, Томми. Бессмыслица какая-то.

— А самой миссис Спрот ничего не приходит в голову?

— У этой женщины в голове мозгов меньше, чем у курицы, — презрительно отозвалась Таппенс. — Она вообще не способна думать. Считает, что именно таких злодейств и следует ожидать от гадких немцев.

— Вот дура, — рассердился Томми. — Немцы — прежде всего прагматики. Если они шлют своего агента выкрасть ребенка, значит, им это зачем-то надо.

— Знаешь, у меня такое чувство, что миссис Спрот могла бы сообразить зачем, — проговорила Таппенс, — если бы хорошенько подумала. Что-то должно быть, какая-то информация, которой она завладела случайно, возможно, сама не понимая ей цену.

— «Ничего не говорите. Ждите указаний», — процитировал Томми записку, найденную на полу у миссис Спрот. — Да, черт побери, это ведь что-то означает!

— Наверняка. Не может не означать. Единственное объяснение, которое мне приходит в голову, это что миссис Спрот или ее мужу доверено на хранение что-то ценное, доверено именно потому, что они такие ничтожные, заурядные люди, и никому в голову не придет, что это может храниться у них.

— А что, это мысль.

— Мысль-то мысль. Но слишком уж похоже на шпионский роман. Неубедительно как-то.

— А ты просила миссис Спрот порыться в памяти?

— Да. Но трудность в том, что ее это не особенно интересует. Бетти с ней, а до остального ей дела нет. И еще закатывает истерики, из-за того, что, видите ли, застрелила человека.

— Удивительные существа — женщины, — сказал Томми. — Взять, например, эту. Рвалась в бой, как настоящая фурия, перестреляла бы, не моргнув глазом, хоть целый полк, лишь бы вернуть свое дитятко. А потом, всадив поразительным образом пулю прямо в лоб похитительнице, теряет самообладание и проливает ручьи слез.

— Коронер с нее вину, во всяком случае, снял, — заметила Таппенс.

— Еще бы. Я бы, ей-богу, не решился бы выстрелить на ее месте.

— Она и сама бы, наверно, не решилась, если бы соображала, что делает. Она выстрелила просто потому, что не представляла себе, чем рискует.

Томми кивнул.

— Прямо как в Библии: Давид и Голиаф[272].

— Постой, постой… — проговорила Таппенс.

— Ты о чем, старушка?