Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

— Возможно, мэм, но подставлять вас под удар мне совсем не по душе. И хозяин, я уверен, тоже бы не одобрил.

— Мы испробовали все обычные способы. То есть сделали все, что можно, не раскрываясь. И по-моему, остался единственный шанс — сыграть в открытую.

— Но вы сознаете, мэм, что тем самым вы жертвуете важными преимуществами?

— Что это ты сегодня так витиевато выражаешься, Альберт? Прямо как диктор на радио, — сердито заметила Таппенс.

Альберт виновато хмыкнул и объяснил:

— Я вчера слушал интересную передачу про формы жизни в прудах.

— У нас нет времени думать о формах жизни в прудах!

— Где сейчас капитан Бирсфорд, вот что мне хотелось бы знать.

— Мне тоже, — отозвалась Таппенс, и сердце у нее защемило.

— Как-то это неестественно, чтобы он вот так, без единого слова, исчез. Должен был бы уже мигнуть вам как-нибудь. Вот потому-то я…

— Что, Альберт?

— То есть, я хочу сказать, если он раскрыт, может, вам бы лучше не раскрываться? — Он помолчал, собираясь с мыслями, а потом продолжил: — Допустим, его разоблачили, но ведь про вас-то им неизвестно. Вы могли бы и дальше действовать тайно.

— Прямо не знаю, как лучше, — вздохнула Таппенс.

— А что вы хотели предпринять, мэм?

Таппенс неуверенно объяснила:

— Ну, например, у меня бы потерялось письмо, которое я написала, я стала бы всем об этом говорить, охать, огорчаться. А потом оно бы нашлось в холле на полу, и Беатриса бы его подняла и положила на столик. Ну, и искомое лицо непременно захочет с ним ознакомиться.

— А что будет в письме?

— Что-нибудь в таком роде, что, мол, мне удалось выяснить личность интересующей нас особы и я собираюсь собственноручно передать эти сведения завтра. Тогда, вы же понимаете, Икс — или Игрек — должен будет волей-неволей сбросить маску и попытаться меня убрать.

— Да, и может быть, попытка окажется успешной.

— Не окажется. Я ведь буду настороже. Меня, наверно, захотят заманить куда-нибудь в глухое безлюдное место. И тут уже дело за тобой, потому что про тебя уж, во всяком случае, никому не известно.

— А я буду двигаться по вашему следу и схвачу их за руку, так сказать?

Таппенс кивнула.

— Ну да. Мне только надо все тщательно продумать. До завтра!

3

Таппенс сменила книгу в городской библиотеке и как раз выходила на улицу, держа под мышкой рекомендованный томик, когда ее окликнул незнакомый голос:

— Миссис Бирсфорд!

Она удивленно обернулась и увидела долговязого чернявого молодого человека с приятной, слегка смущенной улыбкой на губах. Молодой человек проговорил:

— Вы… вы меня не узнаете?

Привычная формула. Таппенс могла точно предсказать, что последует дальше.

— Я был у вас… как-то… с Деборой.

Уж эти Деборины приятели! Их столько, и все, по мнению Таппенс, на одно лицо. Брюнеты, как вот этот молодой человек, блондины, бывают и рыжие, — но все более или менее одного образца: милые, с хорошими манерами и чуточку длинными волосами. (Но когда Таппенс высказывала свое мнение на этот счет, Дебора отвечала: «Мама, нельзя же всю жизнь пользоваться мерками шестнадцатого года. Я, например, терпеть не могу короткую стрижку».)

Совсем некстати сейчас эта встреча с Дебориным знакомым. Ну да от него можно будет скоро отвязаться.

— Я — Энтони Марсдон, — назвался молодой человек.

— Ну как же, как же, — пробормотала Таппенс, бессовестно кривя душой, и протянула ему руку.

Но Тони Марсдон не отстал.

— Я ужасно рад, что нашел вас, миссис Бирсфорд, — сказал он. — Я ведь работаю вместе с Деборой. И вот, понимаете ли, вышла одна небольшая неловкость.

— Да? Какая же?

— Видите ли, Дебора узнала, что вы находитесь вовсе не в Корнуолле, как она считала, а это, видимо, ставит вас в затруднительное положение, верно?

— Ах ты, неприятность какая! — покачала головой Таппенс. — Как же она проведала?

Тони Марсдон объяснил. И скромно добавил:

— Дебора, разумеется, не знает о настоящем характере вашей деятельности. — Он уважительно помолчал. — Это ведь важно, я думаю, чтобы она ничего не знала. Я на самом деле тоже занимаюсь кое-чем в этом же роде. Числюсь начинающим сотрудником шифровального отдела. А в действительности в мои обязанности входит выражать слегка профашистские взгляды — восхищаться немецкой государственной системой, намекать, что было бы неплохо вступить с Гитлером в рабочий союз, — и смотреть, кто как реагирует. По стране гуляет измена, и наша задача — выяснить, откуда она исходит.

«Изменники всюду», — подумала Таппенс.

— И когда Дебора рассказала мне про вас, я сразу же подумал, что надо поехать и предупредить вас, чтобы вы успели сочинить какое-нибудь правдоподобное объяснение. Мне, как вы понимаете, известно, чем вы занимаетесь и насколько важна ваша работа. Если просочится хоть какая-то информация о том, кто вы, тогда все пропало. Я подумал, можно представить дело так, будто бы вы поехали к капитану Бирсфорду в Шотландию, или где он там еще окопался. Будто вы получили разрешение работать с ним вместе.

— Да, пожалуй. Мысль неплохая, — вдумчиво произнесла Таппенс.

Тони Марсдон забеспокоился:

— Вы ведь не считаете, что я суюсь не в свое дело?

— Нет, что вы. Я вам очень признательна.