Вижу, как он срывается с места, однако машина трогается раньше, потому что Никита уже сел в салон и завел двигатель. Астон Мартин резко выруливает в другую сторону. Нарушая, в очередной раз, правила и пересекая двойную сплошную, унося нас подальше от этого чертового места. Мой телефон тут же оживает в кармане зимней крутки, однако не предпринимаю ни одной попытки достать его.
За окнами мелькают здания, вывески и рекламные баннеры, сливаясь в единую нечитаемую картинку. Мне хочется завыть от разрывающей боли, но я этого не делаю. Не стану плакать, горевать или убиваться по потерянной любви.
Ведь садясь в этот салон, какая-то часть меня уже знала настоящую правду – нужно было лишь увидеть ее воочию.
Глава 25
Лена побоялась встречаться возле дома. Попросила увидеться с ней у главного входа ботанического сада имени Цицина – идеальное место для спокойных прогулок и возможность затеряться среди дубрав и лип.
Я заметил ее еще у самого здания. Бродя между колонами, она куталась в свою темную шубку и рассеяно оглядывалась вокруг. Длинные перчатки закрывали руки от мороза, потому что укороченные рукава шубы не могли этого сделать. Темные волосы рассыпались по плечам, а сама Лена даже не обращала внимание на снежинки, запутавшиеся в них. Просто бродила туда-сюда: по лестнице вниз к двум керамическим вазонам, где летом цвели цветы и обратно к дверям.
- Привет, - выдыхаю, оглядывая территорию парка и рассеяно блужу взором по усыпанной снегом дорожке от ворот.
Пруд совсем близко, рукой подать. Но я оглядываю ботанический сад, выполненное в духе римских храмов с этими колонами и навесом, за которым стоит прямоугольное здание. Людей практически нет, возможно многим помешала «нелетная погода», а может просто сегодня никто не хотел наслаждаться видать экзотических растений в экспозиционных залах.
- Зайдем?
- Нет, - мотает она головой, прикрывая рукой часть лица и придерживая темные очки. – Давай прогуляемся?
Только киваю, продолжая внимательно следить за ней. Нервно прикусывает губу, постоянно оглядывается, словно боится кого-то или чего-то. Вокруг белый снег и мы медленно шагаем, выпуская каждый раз облачко пара изо рта, сунув руки в карманы. На улице все еще прохладно – жалею, что не захватил шапку и мысленно чертыхаюсь, потому что мой шарф так и остался у Воронцова-младшего. Сейчас, глядя на то, как жмется Лена, все больше понимаю, как ошибался на ее счет. Почему собственный племянник считает свою тетку исчадием ада? Скорее несчастная женщина, и от этого мне еще горше. Ведь я тот, кто должен был обмануть ее.
- Видел сегодня Никиту, - прерываю тягостное молчание, дабы заполнить хоть чем-то пространство. – Случайно пересеклись. Кажется, у него все хорошо.
Не хочу сейчас говорить о его странных словах, намеках и угрозах. Воевать с восемнадцатилетним парнем не с руки – глупость несусветная. Хотя что-то в его речи по-прежнему не давало мне покоя. Словно где-то я упускал из виду смысл всего происходящего.
Под ногами тихонько хрустит снег, несмотря на каблуки, Лена двигается довольно бодро. Шаг, еще один. Она даже вырвалась вперед и все еще молча. Два, три, четыре, вот уже обгоняет меня на целый метр.
- Лена?
Замирает прямо на дорожке, и я тоже останавливаюсь, озадаченно наклоняя голову. Прохладный ветер подхватывает ее шелковистые пряди. Она кажется невероятно одинокой хочется подойти и обнять, но за секунду до порыва в голове вспыхивают воспоминания. Тихий шепот, звонкий смех – все смешивается в единую картину. В Лене я вижу Леру – она была такой же хрупкой и беззащитной на вид. Совсем не такая, как Аня с ее бойким нравом и громким смехом. Как вода и масло – две разные женщины, а мне приходится отвернуться и прокашляться, чтобы не дать себе совершить ошибку.
Прокашливаюсь, втягивая носом воздух с шумом и оглядываю голые ветви деревьев.
- Знаешь, мне кажется сегодня не лучшая погода для прогулок. Давай сейчас вернемся к моей машине? Ты простынешь… - я говорю, медленно поворачивая к ней голову и обмираю, стоит ей повернуться ко мне лицом, сняв очки.
Она горько плакала, не пытаясь мне что-то объяснить. Да и не нужно было: стоило увидеть темные отметки на руках, синяк под глазом, тщательно замаскированный косметикой и пару крупных гематом на животе – я сразу все понял. У меня было только одно желание – разбить Воронцову лицо. Приложить хорошенько о стену, затем пару раз об его дубовый стол, дабы прочувствовал сполна каждый удар, нанесенный хрупкой женщине.
- Ты должна заявить на него, - процедил я, перехватывая тонкое запястье и осторожно касаясь светлой кожи. Уродливые следы, как грязные отметки чужого самомнения.