На этот раз я скачала нашу переписку одним гигантским текстовым файлом с временны́ми отметками. Он оказался слишком велик, чтобы изучать его насквозь от начала до конца, к тому же в нем не было выстроенного сюжета, поэтому я решила искать ключевые фразы и слова и читать разговоры, в которых они всплыли. Первой я поискала «любовь» и нашла следующий диалог полгода назад:
Бобби: если посмотреть на любовь не как на межличностные отношения
Бобби: а попытаться представить ее как социальную систему ценностей
Бобби: то она одновременно противоположна капитализму, поскольку бросает вызов аксиоме об эгоизме
Бобби: которая диктует всю логику неравенства
Бобби: и в то же время подчинена ему и его поддерживает
Бобби: то есть матери самоотверженно растят детей без всякой выгоды
Бобби: что, казалось бы, в определенном смысле противоречит логике рынка
Бобби: а на самом деле это просто функция, бесплатно обеспечивающая рабочую силу
Я: да
Я: капитализм использует «любовь» ради прибыли
Я: любовь – это дискурсивная практика, а неоплачиваемый труд – результат
Я: в смысле я понимаю, я так-то против любви
Бобби: это банально, фрэнсис
Бобби: мало говорить что ты против, надо что-то делать
Прочитав этот диалог, я встала с кровати и разделась перед зеркалом. Время от времени меня так и тянуло это сделать, хотя во мне ничего никогда не менялось. Тазовые косточки по-прежнему некрасиво выпирали по обе стороны живота, да и сам живот никуда не делся – круглый и дряблый на ощупь. Я была как желе, которое стряхнули с ложки до того, как оно успело застыть. Плечи усыпаны веснушками и лопнувшими фиолетовыми капиллярами. Какое-то время я просто разглядывала себя и чувствовала, как отвращение проникает все глубже, словно проверяла, как далеко оно может зайти. В конце концов я услышала, как в сумке звонит телефон, и пошла его искать.
Когда нашла, на экране высветился пропущенный вызов от папы. Я перезвонила, но он не ответил. К тому времени я закоченела, поэтому снова оделась, спустилась к маме и сказала, что навещу отца. Она читала газету сидя за столом и не подняла глаз. Вот и славно, сказала она. Передай, что я про него спрашивала.
Я шла знакомым маршрутом через весь город. Куртку я не захватила и, нажав кнопку дверного звонка, переминалась с ноги на ногу, чтобы согреться. Дверное стекло запотело от моего дыхания. Я позвонила еще раз, но это не помогло. Открыв дверь, я услышала только тишину. В коридоре пахло сыростью и чем-то похуже, кисловатым. Под столом валялся завязанный мешок с мусором. Я позвала отца: Деннис?
В кухне горел свет, я толкнула дверь и инстинктивно заслонилась рукой. Запах был настолько прогорклым, что ощущался физически, как жар или касание. Тарелки с недоеденной протухшей едой скопились на столе и рядом с мойкой, вокруг – грязные салфетки и пустые бутылки. Из приоткрытой двери холодильника на пол падал треугольник желтого света. По ножу, забытому в большой банке майонеза, ползала черная муха, еще четыре бились в оконное стекло. В мусорном ведре копошился выводок личинок – они слепо извивались, словно кипящий рис. Я попятилась и захлопнула за собой дверь.
В коридоре я еще раз набрала номер Денниса. Он не ответил. Оставаться в доме было невыносимо – будто смотришь, как близкий человек улыбается тебе, обнажая беззубые десны. Хотелось себя ущипнуть, чтобы вернуться в собственное тело, в его безопасность. Вместо этого я развернулась и вышла. Закрывая дверь, я натянула рукав на ладонь.
20
Стажировка в агентстве официально завершилась в начале сентября. Под конец надо было поговорить с Санни: обсудить планы на будущее, подвести итоги и вынести уроки, но мне нечего было ей сказать ни по одному из пунктов. В свой последний день я зашла к ней в кабинет, она попросила закрыть дверь и предложила сесть.
Итак, работать в литературном агентстве ты не хочешь, сказала она.
Я улыбнулась, словно она пошутила, она бросила взгляд на бумаги и отложила их. Облокотилась на стол, переплела пальцы и уткнулась в них подбородком.
Я за тебя переживаю, сказала она. Похоже, у тебя нет плана.
Да, чего нет, того нет.
Ты надеешься, что разберешься по ходу дела.
Я смотрела в окно позади нее – на красивые георгианские дома и проезжающие автобусы. Снова пошел дождь.