Разговоры с живым мертвецом

Всего было два визита, не считая предстоящего. Уже в процессе первого Арсений ощутил на себе возможные причины одиночества Валерии.

Она контролировала всё: куда, в какой позе, с какой интенсивностью, как долго, за что держать – всё. Если Арсений делал что-то не так или от него требовалось другое, она давала понять командой, жестом, взглядом – тяжёлым, а порой и просто испепеляющим. Один раз Кожухов увлёкся и не проявил должной чуткости – тут же получил ощутимый толчок пяткой в бедро, почти удар.

(В этот же момент рука Валерии поползла вверх и остановилась под подушкой.)

Вишенкой на торте стало отсутствие позитивной обратной связи. Другие клиентки, даже если Арсений не слишком хорошо справлялся, не позволяли его самооценке опуститься ниже плинтуса, и у парня включалось второе дыхание. А вот с Зиминой вышло совсем наоборот; он боялся её, боялся её гнева – и выходило только хуже.

(Когда он преждевременно кончил, она заставила слизывать. Степень омерзения и тошноты не передать словами. Достаточно сказать, что с тех пор Арсений взял за правило выпивать пакетик ананасового сока перед подработкой.)

По истечении часа Валерия осталась неудовлетворённой, но вожделенный конверт лежал на столике, и клиентка позволила его забрать и уйти. По пути домой Арсений поддался было порыву напиться до беспамятства, но в кармане куртки завибрировал мобильник: Алёна звала к себе – попить чаю и посмотреть фильм. «Сгорел сарай, гори и хата». Кожухов отправился к ней.

То ли судьба смиловалась над ним, то ли, наоборот, он был слишком холоден с возлюбленной, но ничего не произошло, они просто смотрели «Свекровь-монстр» и пили чай. По крайней мере, Алёна не выбросила его из своего мирка и стремилась преодолеть отчуждение.

(Поезд постепенно снижал скорость, а женский голос объявил название станции. Пора выходить.)

Через неделю Арсений снова поехал к Зиминой…

3

Улица – это не просто фасады домов, мостовые и снующие туда-сюда автомобили. Это целый мир. У всего, что лежит по ту сторону окна, есть своя особенная прелесть, некая тайна…. Ну, по крайней мере, так считал Боря, маленький мальчик. Ему 6 лет, и скоро он пойдёт в школу.

«Он похож на меня в детстве. Беззаботный и щекастый бурундук, не способный даже представить, что его может ждать что-то плохое. Может, не завтра, может, не в этом году, но тем не менее. Сколько слёз он выплакал из-за того, что мама с папой не давали поесть песка или поиграть со спичками? Неважно. Пройдёт ещё десять – пятнадцать лет, и он будет думать об этом с улыбкой. Но не обо мне…»

А ещё Боря очень любит рисовать. Не мазюкать мелками, карандашами и красками по бумаге, а именно рисовать. Контуры пока получались не очень хорошо, но было очень интересно исследовать пропорции и сочетания красок для получения новых цветов и оттенков. Мальчик даже завёл себе маленькую тетрадку, куда записывал пропорции и где оставлял «образцы» – капельки полученной краски. Названия подсказывали мама с папой, но часто они и сами не знали. Даже тут оставался простор для творчества!

«Он никогда не видел меня. Быть может, они даже не рассказывали ему обо мне. Впрочем, что они могли ему сказать? «Была у тебя, Боречка, старшая сестра. Её все обижали. Даже лёд на катке под ней треснул, и она утонула. А когда ты барахтался у мамы в животике (вернее, не барахтался, ты уже тогда был очень чутким и воспитанным мальчиком), она взяла и пришла!» И едва не свела мать в могилу, да. Знаю, я поступила плохо. Это была не самая приятная ночь в моей жизни… и не-жизни тоже».

Мальчик был занят написанием новой картины. Сочинять собственные сюжеты пока не получалось, поэтому изображал мир как он есть. Тот, увы, постоянно менялся; вечер сменялся ночью, ночью надо спать. Но, к счастью, всё идёт по кругу: снова наступает вечер, а вечером можно и порисовать. Пейзаж за окном в целом не меняется неделями, а мелкие детали можно и дорисовать. Или не дорисовывать? Вдруг завтра этих деталей уже не будет, а на картине они есть. Должны ли они там быть, раз за окном их больше нет? Как лучше?

«Проснувшись впервые, я была сама не своя. Мне будто внушили эту ненависть.

(Они нашли… они зачали замену!)

Казалось, кто-то влез мне в голову и, отведя роль зрителя, заставил смотреть на всё глазами чудовища, как в каком-нибудь фильме ужасов. Братик! Братик, прости меня. Мама! Я не хотела этого!»

Боря старался подобрать правильный оттенок, чтобы свет фонарей получился максимально похожим на настоящий (вдруг кто-то захочет свериться – ага, свет фонарей другого оттенка, не старался!), но это было не так-то просто. Экспериментировать можно было часами, а другие дети за это время нарисовали бы дюжину пейзажей и десяток портретов. Мальчик не знал, что такое талант и зачем его зарывают

(может, это такое растение?),