Разящий клинок

– Et, de toute façon, je serai le premier! (И все равно я буду первым!)

– Je l’ai vue! Et je vous ai appelé. (Я же ее увидел! И я вас позвал.)

– Oh, regardez, regardez – plonge! C’est une fille! Dans un tel froid, brrr. (Ой, смотрите, смотрите – ныряет! Вот это девчонка! В такой-то холод, бррр.)

Зайдя в воду по пояс, Софья и вправду нырнула. Из соседних кустов послышался приглушенный скабрезный смех.

Дэн уже не смотрел на девушку. Осторожно обошел ольховник, подкрался, выглянул, стараясь, чтоб не шевельнулся ни один листик, еще остававшийся, еще не сорванный безжалостными осенними ветрами.

Ага, вот они! Трое. Пехота, если судить по синим мундирам и белым ремням. Расхристанные какие-то, небритые… Небось, тоже поисковая партия. Короче говоря – мародеры, кто же еще?

А оружия-то при себе – один нож. Так, прихватил на всякий случай. И что же с ними со всеми делать? Так – а что? Ничего другого и не остается.

Между тем Сонечка уже выходила из воды – мокрая и, похоже, довольная… Шла неторопливо и даже не ежилась… Прямо в лапы!

– Соня, беги!

Прыгнув, словно стремительный барс, Давыдов сразу же взял на нож одного, крайнего. Ударил в левый бок, стремительно и неотвратимо. Сотоварищи бедолаги, однако же, оказались куда проворнее. Один выхватил пистолет… Правда, прицельно выстрелить не успел – Денис не стал дожидаться, бросился под ноги, хватил, дернул… Прогремел выстрел. Враг завалился в кусты, и пуля ушла в небо.

Третий же, мосластый унтер с длинными, как у гориллы, руками и угрюмой физиономией висельника, подхватил брошенный в траву мушкет. Как видно, ружье оказалось разряженным, и унтер принялся ловко орудовать штыком.

Нож против штыка вряд ли прокатил бы… Француз оказался опытным рубакой, глаза его смеялись, усы топорщились… Выпад!

Дэн резко уклонился, отпрянул влево.

Еще выпад! Еще! Еще! Еще!

Штык разорвал сукно. Левый рукав сюртука Дениса окрасился кровью… А враг уже откровенно расхохотался! Видел, что сопернику уже не уйти, деваться некуда, разве что бежать в реку…

Наверное, Давыдов так бы и сделал, но… Софья! Ну, и где же эта девчонка? Где?

Девчонка нашлась. Выскочила из травы нагой растрепанной фурией, ведьмой, ожившим кошмаром из детских снов. В руках милая Сонечка держала короткий кавалерийский карабин, видать, подобранный где-то здесь, рядом… Схватила за ствол, размахнулась… и ахнула вражине по затылку!

Н-на!

Мосластый замер. На вытянутом лице его отразилось некое недоумение, из длинных рук выпал в траву мушкет… Сонечка ударила еще раз! Потом – почти сразу – еще! И еще…

Француз уже упал и лежал недвижно, а она все била, била, била… До тех пор, пока Денис не сгреб ее в охапку, не оттащил – голую, грязную, во вражьей крови и мозгах.

– А ну быстро мойся! В реку давай…

– Дай нож…

Хм… Денис и не заметил, как они перешли на «ты»…

– На…

Сонечка метнула клинок почти без замаха, как принято у некоторых бессарабских цыган. Метнула умело и метко, не зря когда-то хвасталась…

Поднявшийся из кустов француз – тот, с пистолетом – даже не охнул. Не успел. Упал, повалился обратно, пораженный прямо в сердце.

– На что и вылезал, – цинично заметил Дэн. – Пойду, ножик вытащу. Хороший, сгодится еще. А ты пока мойся, ага…

На пути к избе беглецы насобирали хворосту и, вернувшись, растопили печь.

– Ты ранен? – Софья взяла полковника за руку. – Снимай сорочку. Я перевяжу.

– Да пустяки же! Царапина.

– Я кому сказала – снимай!

Похоже, с этой синеглазой бестией сейчас были шутки плохи! Дэн подчинился, чувствуя, как забегали по его плечу нежные пальцы…

– Ничего себе – царапина! Загноиться может. Я сейчас перевяжу…

В имуществе убитых французов нашлись какие-то тряпки – праздничная риза священнослужителя и даже два бальных платья – успели уже награбить, сволочи! Ловко разрезав на бинты подол одного из платьев, Сонечка перевязала раненого и подкинула в печку дров.

– Хорошо стало. Тепло!

– Все хотел спросить… ты там не очень замерзла?

– Как сказать…

С лукавой улыбкой Софья потянулась и быстро сбросила с себя платье… лиф, панталоны – всё!

Нагая, легла рядом с Денисом, прижалась всем телом… Нет, она не просила – она требовала! Властно требовала ласки и любви…

Естественно, Дэн не сопротивлялся – гусар он или собачий хвост? Накрыл губами губы, пробежался пальцами по нежной спинке, сжал в ладони грудь, не большую, но и не маленькую, крепкую, литую… Руки гусара ласково скользнули вниз, к лону… Сонечка подалась вперед, застонала, закатывая чудесные синие очи… Ах, как славно было сжимать в руках это юное гибкое тело, упругое, с шелковистою кожей, чувствуя, как оно благодарно поддается на зов… зов плотской любви и невообразимой неги.

Софья хотела всего. Хотела – и получала, постепенно отбрасывая в сторону грусть, становилась собой, прежней…

– Ты знаешь… там, в дормезе… Он овладел мною не по-людски… я даже не скажу – как… – Синие очи сверкнули ненавистью, и Дэн, успокаивая, погладил девушку по спине.

– А потом велел сделать еще кое-что… я сделала. И очень хотела убить этого поганца маркиза. Убила бы – да. Но… письмо ведь куда важнее?