Разящий клинок

– Вот что, Николай Григорьевич, сердечный друг мой! Отправляйся-ка немедленно к светлейшему! Да-да, гонцом. Однако же не простым, а весьма важным. Я бы даже сказал – наиважнейшим. Вот я тут кое-что набросал… в дороге глянешь. И сделаешь все, чтобы Михаил Илларионович это все прочел… и воспринял. Чтоб ты знал, вкратце суть вот в чем…

– Дорогу супостату заградить? – выслушав, присвистнул штабс-ротмистр. – А ведь дело! Так ведь светлейший и сделает… знать бы заранее, куда враг пойдет…

– Там все написано, – Денис скромно потупил глаза. – Твое дело довезти. И донести. Думаю, справишься. Кутузов тебя знает.

Отужинав вместе с гонцом, Давыдов вскочил в седло и отправился проверять посты или, как их называли казаки – бекеты. Шесть человек в дозоре вместо четырех или двух. Чтоб, если что, можно было и в бой ввязаться, и за подмогой кого-то послать.

Уже начинало темнеть, и Денис торопился – хотелось успеть до полных-то сумерек. Привычку эту к личной проверке постов полковник перенял от старого своего командира и друга, генерал-майора Якова Петровича Кульнева, недавно геройски погибшего, о чем Денис Васильевич искренне грустил.

– Стой, кто идет? – порвал вечернюю тишь грозный хрипловатый голос.

– Смоленск!

– Вязьма… Будьте здравы, ваш-бродие.

Кивнув выглянувшим из кустов караульным казакам, Давыдов погнал лошадь дальше, на самый дальний пост, располагавшийся на берегу неширокой речушки – притока Угры. Здесь уже надо было смотреть в оба: сразу за речкой проходила дорога на Вязьму, здесь же, рядом, находился и брод. Так что враг мог объявиться в любой момент!

Неширокую рыбачью тропинку, ведущую вдоль реки, со всех сторон обступали густые заросли ольхи, бузины и вербы. Полоскали в воде поникшие кроны плакучие красавицы-ивы, чуть дальше, за вербою, виднелась кленовая рощица, а сразу за ней – редколесье: пара чахлых рябинок, ракитник да осиновый сухостой.

– Стой, кто идет! – осведомились вдруг позади громким шепотом.

– Москва, – обернувшись в седле, гусар отвечал так же – шепотом, понимая, что наверняка что-то случилось, иначе бы караульные не стали бы шептать.

– Коломна.

Отзыв прозвучал столь же тихо, и появившийся на тропинке казак отдал честь:

– Осмелюсь доложить, ваш-бродь. Кажись, мародер или соглядатай. На том берегу шатается, у брода. Небось, думает реку перейти.

– Что, один?

– Именно, что один, ваш-бродь. Мабуть, остальные где-то рядом.

Удивленно вскинув брови, полковник спешился и, бросив поводья коня одному из караульных, зашептал:

– А ну, показывайте, братцы. Глянем, что там за чудо такое?

Давыдов вместе с двумя казаками проворно пробрались ольховником и спустились к реке, к ивам, так, что не шевельнулась ни одна веточка. С того берега заметить партизан было бы довольно сложно: голые ветки ив с лихвой компенсировались густой предвечернею мглой. С другой стороны, и рассмотреть что-то на расстоянии представлялось весьма затруднительным. Однако же противоположный берег оказался достаточно голым – плотная полоска леса синела лишь вдалеке, почти у самого горизонта.

– Вон он, ваш-бродь!

– Вижу…

Он стоял у самой реки, на обширной проплешине, вытоптанной копытами коней и ногами путников. Высокого роста, в накинутой на плечи шинели темно-синего сукна, с непокрытой головой. Из-под шинели виднелось золотое шитье мундира – синего с белым…

– Видать, не из простых, – вернув зрительную трубу усатому казацкому вахмистру, шепотом промолвил Денис. – Офицер. Значит, все верно – где-то здесь рядом и остальные. Может быть, взвод, а может, и батальон. Судя по мундиру – фланкеры или вольтижеры.

– Ишь, высматривает, – злобно скривился вахмистр. – А может, ваш-бродь, мы его того? На пику? Выше по реке тоже брод есть, правда, плохой – по камешкам. Но мы – запросто. Верно, Кирюха?

Второй из сопровождавших полковника казаков, дюжий чубатый молодец, радостно тряхнул чубом:

– А как же, дядько Панас! Ой… Звиняюсь. Так точно, господин вахмистр!

– Тсс! – заругался усач. – Тише, скаженный. Услышит.

– Нет, на пики не надо, – Давыдов покусал усы. – А вот ежели бы «языка» взять.

– Так мы враз!

– Только незаметно. Вы здесь бекетом?

– Так точно, господин полковник! – шепотом отрапортовал вахмистр. – Шесть человек!

– Зови остальных – прикроем.

– Слушаюсь, ваш-бродь.

– Заодно гляньте там по округе – что да как? Вдруг да кто в камышах затаился… или, вон, в ивах.

Четверо казаков вместе с полковником расположились в ивах. Приготовили карабины и штуцер – нарезное ружье, бившее куда как прицельнее, чем обычный карабин или мушкет-фузея. Однако и заряжать штуцеры все равно приходилось с дула – и куда дольше, чем обычное ружье, мешали нарезы.

– А дай-ка, братец, мне! – Давыдов протянул руку за штуцером.

Казак отдал оружие беспрекословно, все в отряде знали, что их славный командир отличный стрелок. Еще бы, Дэн еще в Академии стрелял весьма неплохо, получал по огневой подготовке одни «пятерки», даже на соревнованиях выступал.

– Та-ак… – пристроив штуцер между ветками, Денис провел воображаемую линию, совмещая целик с мушкой… и грудью французского офицера.