На привал остановились в небольшой – с полдюжины изб – деревеньке, жители которой на всякий случай укрылись в лесу, но, распознав своих, вышли.
– Хлеб да соль вам, наши дорогие! – сняв шапку, в пояс кланялся староста, сухопарый худой старик в длинном долгополом кафтане. – Зараз посейчас что-нибудь сообразим. Хлебосолов, правда, особых нету… Но что Бог послал…
– Господин штабс-ротмистр! – тут же подозвал Денис. – Николай Григорьевич, дорогой, выдайте крестьянам что-нибудь из того обоза…
Распорядившись, полковник вновь повернулся к старосте:
– Тебя как звать-то?
– Ермил. Ермил, сын Ордеев. Мы все тутошние, графа Никидеева, Митрофана Иваныча людишки.
– Ну, вот что, Ермил. Не пугайся, долго мы тут не засидимся… В какой избе можно встать под штаб?
– Да вот хоть в моей… Прошу, прошу, господа мои… Я посейчас. Сейчас супружница дичи нажарит…
Под жареную боровую дичь, под водку и отыскавшееся в захваченном обозе шампанское Денис и записал в походном дневнике:
«Гвардия с Наполеоном прошла средь всей нашей толпы, словно стопушечный корабль между рыбачьими лодками».
– Словно стопушечный корабль, – тихо повторил полковник.
В штабной избе уже все спали. Спали и по другим избам, и у костров – в шалашах-палатках – в лесу…
Давыдов тоже прикорнул до утра… а утром проснулся от стука в дверь.
– Что? Кого? Кто там в такую рань стучит?
– Ваш-бродь, тут к вам… – приоткрыв дверь, почтительно доложил караульный. – Говорит, что брат…
– Брат? Так Евдоким же был недавно… Неужто… Левушка!
Завидев явившегося на пороге стройного усача в сверкающем шитьем мундире, подпоручика лейб-гвардии, Давыдов вскочил с сундука и распахнул объятия:
– Братец! Ты как здесь? Ты, знаешь, Евдоким был недавно…
– Он мне про тебя и рассказал. И я вот решил… Что там в лейб-гвардии-то сидеть? Скучно! Повоюем-ка вместе, ага.
Пока братья обнимались, уже проснулись все ночевавшие в «штабной избе» офицеры и, узнав, что к чему, тут же захотели организовать «веселье». Однако тот же Левушка и не дал!
– Нет, нет, братцы! – Лев Васильевич подкрутил усы. – Повеселимся уж с вами после. Сейчас же… Там, у Березины-реки, супостат встал большим отрядом. Обоз с награбленным добром – десятка два телег будет! Я про них, пока до вас пробирался, слышал. Так что, Денис? Ударим. Пока вражины не ушли? Ведь переправятся же… Там село рядом – и лодки есть, да и брод, говорят, неподалеку. Неужто дадим уйти? Выпустим?
– Ну, что же, – пригладив бороду, улыбнулся полковник. – У Березины, говоришь? Так ударим, потреплем врага! Эх, Левушка – сотню тебе дам. Командуй!
Наскоро перекусив, партизаны выступили в поход тотчас же. На этот раз Давыдов прихватил с собой батарею конной артиллерии, под командованием юного поручика Павлова. Пушкари-то и завязали бой. По приказу Дениса скрытно подвели пушки, расположились и…
– Заряжай!
– Так, может, с наскока? – нетерпеливо покусывая усы, предложил Левушка. – А то ядрами-то обоз попортим.
Денис улыбнулся:
– Эх, Лев, Лев, дался тебе этот обоз. Ты лучше вот что… Давай-ка со своей сотней во-он в тот лесочек… Да-да, где липы. Там, под липами, и будешь сидеть, ждать.
– Так… а чего ждать-то? – обескураженно переспросил гвардеец.
– Мало ли, французы какую подлянку учинят – они на это способны. Тут и ты выскочишь, а когда именно – решишь сам. Ты ж у нас подпоручик!
Не очень-то доволен остался Лев Васильевич распоряжением своего старшего братца. Однако делать нечего, пришлось приказание исполнять. Тем более, сам ведь в отряд напросился.
Пока суть да дело, пушкари зарядили орудия… Поручик Павлов обернулся… Полковник кивнул…
– Огонь!!!
Ахнули, дернулись пушки, окутались черным пороховым дымом. Провыли над деревьями ядра… упали невдалеке от берега в воду, подняв тучу холодных брызг. Огонь тут же подкорректировали, дождавшись, когда развеется дым:
– Прицел на четыре… Огонь!
Французы забегали, засуетились…
Денис взметнулся в седло:
– Ну, братцы, с богом! Атакуем супостата. Вперед!
Вынеслась из-за леса партизанская конница, понеслась на французов, к реке… С полсотни конных вражеских егерей тут же поскакали навстречу, зазвенели сабли, окропила белый снег первая алая кровь…
Как всегда, полковник лично повел своих партизан в атаку, он просто не мог поступить иначе… и почти никогда не поступал.
Ударила по глазам снежная россыпь, заскрежетала, встретив вражеский клинок, трофейная сабля… Карие глаза француза сверкнули ненавистью и злобой!
А вот не злись! Поделом тебе, поделом. Не мы к вам пришли – вы… А уж теперь – ответка замучает.
Удар… Звон… Обводка… Выпад… Укол!
Егерь схватился за шею… Да весь их отряд повернул лошадей обратно, поскакал, понесся с позором прочь!
Партизаны преследовали врага с веселым азартом и громким «ура». Неслись, гикали, кричали, смеялись…
И тут вдруг ударил залп. Неприятельские стрелки залегли в распадке и теперь расстреливали скачущих гусар спокойно, как в тире.
Почувствовав, что пуля угодила в коня, Давыдов выскочил из седла и, перекувырнувшись через голову, упал лицом в снег. Снова грянули ружейные выстрелы, засвистели пули.