Разящий клинок

Нечаянная радость ожидала Дениса по возвращении в партизанскую «штаб-квартиру». Едва полковник зашел, как навстречу ему поднялся из-за стола… родной брат Евдоким! Усатый, довольный, радостный… правда, вот, чуть прихрамывал на левую ногу. Под довольный гул присутствующих братья обнялись.

– Что с ногой-то? – негромко спросил Дэн.

– Бородино, – Евдоким пожал плечами. – Какой-то французский офицер ткнул шпагой чуть выше колена. Однако уже ничего, воевать можно. К себе в партизаны примешь? Впрочем, шучу. Нас, кавалергардов, от главной квартиры никуда не отпустят. Потому как охраняем, сам знаешь, кого. Так мне к тебе, братец – никак. При всем желании. А вот младший наш, Левушка…

– О Левушке с ним и переговорим. Матушка с сестрицей во здравии?

– Все подобру. Обе в деревне, в Денисовке. Воюй себе славно и не беспокойся ни о чем. Да! Ты песен новых не сочинил ли?

– Да есть… – хмыкнув, Давыдов обвел взглядом враз притихших гусар. – Прочесть, что ли?

– Прочесть, прочесть! А лучше – спеть. Вон, у нас и гитара…

– Ну, спеть, так спеть…

В ужасах войны кровавойЯ опасности искал,Я горел бессмертной славой,Разрушением дышал;И в безумстве упоенныйЧадом славы бранных дел,Посреди грозы военнойСчастие найти хотел!..

На печке кипятился пунш, кто-то принес сахарную голову, начали делать жженку, ее же потом и пили. За победу, во славу государя-императора, за Отечество, за погибших… за все.

Веселились, смеялись. Кто-то уж начал и картишки. Один Коленька Розонтов вдруг загрустил. Штабс-ротмистр Бедряга поддел его локтем:

– Ты что так скуксился-то, корнет? Аль не наливают?

– Боюсь, война слишком быстро закончится, – шмыгнув носом, со вздохом признался подросток. – А я ведь только-только привык… только воевать научился. Ведь научился же? Правда? Да?

* * *

Война, конечно, кончалась. Но не особенно быстро – напрасно волновался корнет! Отпраздновав награждение, герои-партизаны – Давыдов, Сеславин и граф Орлов-Денисов, со своими молодцами отправились преследовать врага, горя желанием изгнать его поскорее за пределы родных русских земель.

Стоял ноябрь, и уже самое начало месяца неожиданно выдалось совсем по-зимнему снежным. Морозов особых не было, но снег лежал везде: покрывал тонкой пеленою соломенные крыши убогих крестьянских изб, серебрил ветви кустов и деревьев, наметенными ветром сугробами белел по краям дорог. Все небо затянули нежные палевые облака, сквозь которые золотом пробивалось солнце.

– Красиво как! – откровенно радовался Розонтов. – Ну, ведь правда, Денис Васильевич, красиво?

– Красиво, – Денис усмехнулся в усы. – В этом ты, корнет, прав.

Залитые палевым солнышком сверкали по краям дороги ветви рябин, с висевшими еще кое-где алыми гроздьями ягод. Порхали меж ветками красногрудые снегири, да сидевшие на старой осине сороки вдруг, сорвавшись с места, понеслись куда-то, озабоченно и громко крича.

– Спугнул кто? – сразу же насторожился полковник.

– Так, может мы и спугнули? – Розонтов закусил губу и погладил коня по гриве. – Громко ж говорим.

– Громко-то громко, – вполголоса заметил едущий чуть позади Бедряга. – Однако ж далековато мы от тех сорок.

– Арьергард! – вглядываясь в заросли, быстро приказал Денис. – Осмотрите там все. Живо!

Казаки Талаева мигом махнули вперед… скрылись… и почти сразу же прискакал обратно вестовой – урядник Ситников.

– Французы, ваш-бродь! – быстро доложил казак. – Целое сонмище. Прямо по полю идут. Верно, путь срезают к реке – снега там немного.

– Атакуем! – выхватив саблю, немедленно распорядился Давыдов. – Александр Никитич… ты – с левого фланга. Я – справа, а вы, любезнейший граф – от реки. Обойдете во-он за тем ельником.

Приказ командующего и Сеславин, и Орлов-Денисов поняли с полуслова и тотчас же кинулись к своим отрядам. Денис взмахнул саблею:

– Ну, братцы, вперед! Уж, поторопим вражин.

Поскакали. Заклубился под копытами снег…

Дэн вновь ощутил то волшебное, манящее чувство, азарт перед боем! Сердце забилось быстрей, раскраснелись щеки, и зажатая в руке кавалерийская сабля нетерпеливо подрагивала, словно готовящаяся прыгнуть змея.

Лесная дорога выскочила из рощицы в поле… Все усеянное французской пехотой!

Потрепанные синие мундиры, какие-то невообразимые армяки и треухи, даже бабьи платки – шали – «великая армия» Наполеона нынче больше напоминала какой-то мелкоуголовный сброд. Да, стройными колоннами солдаты уже не шагали – так, тащились унылой толпой.

Однако около тысячи… Да, тысяча, пожалуй, будет. Есть и конные… Наверняка – высшие офицеры. Туда и ударить. Туда…

Запела труба! В ответ ей послышался отзвук слева… и со стороны реки. Сеславин и граф вышли на свои позиции…

– Давай, братцы! С богом!

Ударили, ухнули пистолеты и карабины. Взвились, сверкнули на бежевом скрытом солнышке сабли и палаши… Грянуло громовое «ура!».