Разлом

Если бы это правда были глупости. Магия внутри бурлила, словно раскаленная лава. Текла сквозь меня со стремительностью горной реки. Мне было больно. Мне было страшно. Я не мог сдерживать это, но и остановиться, доверить все сражение остальным – тоже.

Вой и лязг призрачных клыков слились в единый гул, заполнив мысли.

Фрея сделала очередной выпад вперед, собираясь одним ударом разрубить сразу двух туманных тварей. Первый шаг для замаха, второй для атаки – я уже выучил этот механизм. Но вдруг земля под ее ногой провалилась, и Фрея полетела вниз.

Я успел схватить ее, притянуть к себе, закрыть. А моркетские твари успели впиться зубами мне в бок и плечо. Магия внутри меня взревела грохотом водопада, эхом огромного взрыва.

Волна жара, поднявшаяся в груди, оборвала все эти чувства сразу. И мир растаял в бесконечно-ярком сиянии.

Фрее показалось, что сам воздух вокруг них вспыхнул. Волна света и жара хлынула в разные стороны, снося все на своем пути. Ее руки отбросило и обожгло болью. Она больше не видела Дея. Она больше вообще ничего не видела, только свет, который разгорался все ярче и ярче, выжигая глаза.

Ей стало страшно. Меча не было, он сгинул где-то среди бесконечного сияния. Осталась только она и сила, которой Фрея никак не могла противостоять.

Она протянула руку в полуосознанной, почти безнадежной попытке найти Дея. Но руки проходили сквозь свет, а свет проходил сквозь них, вонзаясь в кожу раскаленными иглами. Фрея чувствовала, как он пробирается все глубже, прожигает изнутри и вот-вот доберется до сердца. И Фрея отдернула руки.

Почему-то вдруг вспомнились слова мамы. Она говорила однажды: «Если тебе очень-очень страшно, а бежать некуда или нельзя, – значит, пришел момент становиться сильной, ведь другого может и не быть».

Меча у нее все еще не было. Магии тоже. Только отчаяние и решимость.

«Отдай его мне», – сказала она силе, чувствуя, как жар обжигает ей легкие, опаляет волосы, как слезы на глазах высыхают, не успев даже выкатиться.

«Он мой», – говорила она, потому что тьма и свет не так уж и отличаются друг от друга. Здесь, среди чистого света, совсем как в Моркете, среди чистой тьмы, – главное, верить, что ты прав, что у тебя больше права забрать того, кого ты хочешь, чем у смерти.

«Отдай его мне», – повторила Фрея. Приказала.

Приказала так, как приказывала раньше зарвавшимся мальчишкам уйти и оставить ее в покое. Как приказывала сорнякам перестать расти, а яблокам выспевать быстрее. Как приказывала Моркету расступиться перед ней.

Так – будто слово ее было законом, и не было иного закона, кроме ее слова.

В груди шевельнулось что-то знакомое, слишком невесомое для мира тяжелого жара, почти неуловимое, как взмах птичьих крыльев. Фрее показалось, что ее собственная магия снова с ней, что она защитит ее. И она протянула руки без всякого страха.

Их вновь обожгло болью, но Фрее показалось, что она смогла дотянуться до плеч Дея. Нет, она была в этом уверена. Свет и жар струились сквозь ее пальцы, обжигая их, оплавляя кожу до самых костей. Она словно сжала в руках пылающего, рвущегося на волю феникса. Боль туманила сознание, но Фрея не отпускала.

«Верни».

Жар вгрызся в ее запястья так, словно хотел сжечь вены и потечь по ним раскаленным железом.

«Его».

Горло сдавило удушьем, будто Фрея проглотила горящий уголек.

«Мне».

Это было все равно что стоять перед надвигающейся бурей и говорить ей уйти. Глупо, бессмысленно, самонадеянно. Но Фрея стояла и говорила. И буря отступала.

Глава 13

Город дождей

Свет лился бесконечным потоком сквозь контуры пентаграммы, тонкую вязь начертанного заклятья и даже сквозь мельчайшие трещинки в камнях пола и стен. Казалось, что этот свет, холодный и бесконечно яркий, оставит ожоги на бледной коже и выжжет глаза.

Фриг, как могла, старалась закрыть их руками. Но это не помогало, свет проникал и сквозь плотно сомкнутые веки, и сквозь сжатые пальцы. Будто вся энергия мира, чистая, разрушительная, хлынула сюда. Но как только Фриг успела осознать весь ужас своего положения, свет померк так же быстро, как и появился. Обессиленно она опустилась на гладкие холодные камни пола, прямо посреди огромной пентаграммы, рядом с волшебным посохом.

Он все еще стоял, укрепленный в полу, все еще замыкал на себе линии пентаграммы. Кристалл в посохе, похожий на застывший язык пламени, горел ровно, переливаясь оттенками красного, как огонь в камине. Окажись это не так, у Фриг были бы огромные проблемы. Нет, не у Фриг – у всего Сторграда.

Она пыталась заставить себя анализировать произошедшее, ведь пентаграмма, создающая щит над городом, просто так ни на что не реагирует, но думать удавалось с трудом. Мысли Фриг останавливались ровно на том моменте, когда она понимала, что что-то пошло не так. И что это самое «что-то» пошло не так именно там, где сейчас избранный. И Анс. И Фрея. И Аин. Додумывать эту мысль было попросту страшно.