Разлом

И Фрея побежала. Ветер толкал ее в спину, а вереск расступался, как волны под кормой лодки. С каждым шагом аромат его становился все сильнее, все удушливей. За спиной рокотала гроза, и гром сливался с ударами сердца. Но вдалеке светило солнце. Все ярче и ярче. Все теплей и теплей.

Фрея бежала к нему, пока наконец не замерла, увидев Вечное дерево. Один золотой лист сорвался с его ветки, и Фрея поймала его на лету. Но он не остался в ее руке, а потянул за собой, увлекая все дальше и дальше туда, где был дом. Туда, где брезжило утро.

В тот день случилось так много всего, что Фриг не понимала, как это могло уложиться в одни сутки. Особенно если учесть, что половину всего времени она просидела, запершись в комнате.

Служанка проболталась, что Лорд вчера вернулся только вечером, усталый и раздраженный. И сразу направился в покои Леди, где оставался до глубокой ночи. А потом снова покинул замок.

Фриг не знала, что происходило в комнате матери, что отец такого сказал или сделал, но наутро ей стало лучше. Лекари лишь дивились, говоря, что Леди Хелл быстро идет на поправку. А ее отстраненное и закрытое поведение – только следствие болезни и скоро пройдет. По разговорам слуг Фриг узнала, что Леди Хелл почти ни на что не реагирует, даже на имя откликается через раз, почти ничего не говорит и как-то странно смотрит. Впрочем, ничего особенного, решила Фриг. Конечно же, вся эта болтовня о смерти и о ней были лишь очередным разыгранным Леди Хелл спектаклем. Она никогда не изменится.

Куда сильнее взволновала Фриг другая новость – с Серебряной нитью было что-то не то. Никто не мог призвать ее, сообщение между городами было потеряно. Все чаще и чаще по коридорам прокатывалось слово «оборвалась».

Фриг хотела бы спросить у Фэя, правда ли это и что вообще происходит, но он исчез из замка. Наверное, пошел туда, где хранилось само заклятье, ведь Серебряная нить почти целиком его разработка.

«Фэй все исправит», – подумала тогда Фриг, открывая дверь в комнату матери.

Мать полулежала на горе подушек. Она заметно похудела, скулы ее заострились, а ключицы стали выпирать сильнее. Руки, лежащие поверх одеяла, сделались, кажется, даже тоньше, чем у Фриг. Кожа была бледной почти до синевы, а кожа под глазами и вовсе приобрела фиолетовый оттенок. Волосы растрепаны, движения вялые и нетвердые, взгляд потерянный и изможденный.

Фриг не верилось, что кто-то может так сильно измениться всего за несколько дней. А еще не верилось в то, что она никогда не наблюдала свою мать настолько человечной. Что пугало ее больше – это или болезненный вид, Фриг не знала.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, садясь рядом с кроватью.

– Намного лучше, чем выгляжу, спасибо, – ответила мать, и Фриг насторожилась. Неужели отец смог настолько сильно повлиять на нее, что привил вежливость? Но у нее был вопрос поважнее.

– Это правда, что ты кого-то убила? – Фриг сказала это самым будничным тоном, словно все внутри нее не покрывалось льдом от этой мысли.

– Нет, конечно же нет. – Женщина покачала головой, и аура ее тревожно колыхнулась. Она была слишком слаба, чтобы защититься от чужих глаз, особенно таких пристальных, как у Фриг. И стали ясны две вещи: она не врала. А еще не была ее матерью.

Аура была очень похожа, но Фриг знала свою мать шестнадцать лет и не раз подвергалась воздействию ее магии. Она бы не спутала. Сейчас же все вставало на свои места. Магия барьера, которую пришлось переложить на Фриг. Слова о смерти. Тот факт, что после визита отца матери вдруг стало лучше. Та, чей свет ярче солнца, а лик прекраснее звезд.

– Кто ты? – Фриг продолжала смотреть на женщину, притворяющуюся ее матерью, без всякого выражения. – И не вздумай врать, я все вижу и чувствую. Вы с отцом правда планировали от меня это скрыть? Я слишком долго ее знала, – Фриг едва не усмехнулась оттого, как легко перешла на прошедшее время, – вы непохожи. Не расскажешь мне, я расскажу всему замку о том, что ты самозванка.

Женщина подняла на нее усталые грустные глаза, и было нечто такое в этом взгляде, отчего Фриг расхотелось угрожать ей. Это нечто окутало ее нежным теплом летнего дня, и Фриг все поняла.

– Это будет наша с тобой тайна, – сказала та, чей свет был ярче солнца, а лик прекраснее звезд.

То утро помнилось плохо.

Фрея открыла глаза, лежа в кровати, и рассветное солнце било ей прямо в лицо. Но мамы рядом уже не было. Фрея нашла ее в своей комнате. Сначала ей казалось, что она спит.

А потом Фрея взахлеб рыдала у ее кровати, пока не сорвала голос.

Лорд пришел вместе с последними лучами заката и холодным ночным ветром. Фрея не помнила ни его лица, ни слов. В голове почему-то отпечаталась только ярко-алая полоса света, растекающаяся по полу от входной двери. Тогда Фрея еще не знала ни что Лорд ее отец, ни что он заберет ее с собой. Ей было все равно.

Он попросил провести его в комнату матери, и Фрея сделала это, не думая. Дальше память снова становилась обрывочной. Все, что сохранилось в ней, – фигура Лорда. Он стоял на коленях перед кроватью матери, приложив ее руку к губам. Фрее казалось, что он плачет.